Создатель Миров 6: Единство
Шрифт:
С этой мыслью Александр переместил внимание на серебристую звёздочку, которая за последние годы превратилась в сложное и в то же время органичное сплетение законов.
Камера стремительно преодолела границу пространственно-временного континуума и выцепила золотистое кольцо, сияющее среди безграничной черноты…
Посредине этого кольца пылало золотистое зёрнышко — местное солнце.
Его сияние падало на вереницу прекрасных пейзажей, которые тянулись на внутренней стороне гигантского обруча; ширина последнего достигала нескольких тысяч километров, длинна и общий диаметр и вовсе были в десятки раз больше, и всё это пространство было усеяно горными
В лесах водились тигры и панды; в небесах над высокими древесными кронами мелькали пёстрые тропические птицы. В зарослях бамбука топтались черепашки. Среди высокой травы и риса ходили, дёргая клювом и внимательно высматривая лягушек, аисты и журавли.
Все эти картины, казалось, сошли из-под пера маститого художника.
Встречались и другие климатические зоны. На склонах гор под белыми шапками по весне расцветали вишни. Стоило только повеять особенно сильному ветру, и тысячи лепестков уносились в бешеное странствие, и тогда над лугами и городами проносились розовые облака — белоснежные вихри, которые поэты воспевали за бутылочкой вишнёвой водки…
Именно так: в этом мире были города и поэты. Первые были уже довольно большие — население некоторых составляли сотни тысячь разнообразных тварей, одетых в длинные мантии и соломенные либо бамбоковые шляпы. Бегемоты, слоны, тигры и крокодилы расхаживали на задних лапах среди лотков, на которых продавали рис, лепёшки и куриное мясо.
Ходили на улицах и курицы в маленьких халатах, и даже воробьи, которые они не обращали ни малейшего внимания на то, что совсем рядом их родичи, общипанные и блестящие от масла и специй, крутятся на бамбуковых шампурах; собственно, потому что они вовсе не считали их своими сородичами. Каждому жителю империи было известно, что существует великая разница между разумными созданиями, которые умеют говорить и ходить на задних лапах, и всевозможными животными. Только первые могут считаться полноценными подданными своего государства. Все остальные — просто звери, вне зависимости от их формы и размера.
Встречались на улицах и гигантские кролики, но последние совершенно не выделялись среди прочих мохнатых и чешуйчатых представителей разношёрстной толпы.
Во всём этом, догадался Александр, говорило давнее прошлое Гармонии. В своё время у неё была служанка — девушка-волчица, — и несколько других представителей малых народов, которые в Лимбо жили плотными, но довольно малочисленными агломерациями, которые постоянно находились на грани вымирания. В своём собственном творении Гармония исправила эту вселенскую несправедливость и населила мир людьми-собаками, кошками, курицами, воробьями, птицами и прочими разумными животными. Когда Александр открыл список всех цивилизованных народов, населявших этот мир, перед ним предстал длинный перечень, который не помешался целиком на поверхности пластины.
На контрасте в списке государств он обнаружил единственную строчку:
«Третья империя».
И больше ничего. На самом деле это было немного странно. Не то что всем миром заправляла единственная империя, но её название. Почему она была именно «третьей»? Что случилось с первыми двумя? Непонятно.
Правил империей разумеется император, и власть его была незыблемой. Ему подчинялось более сорока миллионов разумных подданных. Александр немного растерялся, когда увидел столь баснословную цифру. Впрочем, вскоре
Время протекало в мире Гармонии с необычайной быстротой. Почему? Потому что она сама его так настроила.
Боги могли менять любые законы. В том числе те, которые касались пространственно-временного континуума. Просто Александр заблаговременно сделал их настолько крепкими, что ни один бог не располагал достаточным запасом силы веры, чтобы их поменять. Да и не было в этом особенной необходимости. Но в мире, который он вручил Гармонии, Александр принципиально ничего настраивать не стал. Вот она и поставила скорость течения времени по собственному разумению, очего её мир был уже довольно развитым и процветающим.
Продолжительность этого процветания была под вопросом… Но всё по порядку.
Когда Александр опустил камеру и стал разглядывать улицы особенно большого города, он заметил, что иной раз прохожие теребят в лапах золотистые или медные колечки. Сперва он подумал, что это была местная валюта, но затем присмотрелся и понял, что колечки не достаются из кармана, но сами по себе исчезают и появляются в мохнатых и чешуйчатых лапах.
Более того, он обнаружил, что зверолюды, которые держали золотые кольца, носили особенно богатую одежду и вообще казались необычайно улыбчивыми и счастливыми; в то же время серебристыми и медными колечками обладали менее обеспеченные или совсем заурядные слои населения.
Александр зацепился взглядом за нищую, ободранную собаку в одних только грубых штанах. Перед ней стояла миска, в которой лежали обглоданные косточки. Большие, чёрные глаза собаки пристально смотрели на маленькое и потёртое железное колечко, которое она держала в своих лапах.
Вдруг последнее вздрогнуло и стало стремительно меняться…
Глава 4
Колеса
Потёртое железное колечко в лапах человека-сенбернара вздрогнуло, звякнуло, причём очень странно, таким звоном, у которого как будто был только отголосок, но не было основной части, и стало стремительно меняться. Глаза зверолюда сделались пристальными и отчаянными. Он схватился за кружочек так, будто это была верёвка, которая удерживала его от падения в бездну. Прошли секунды, и наконец колечко вспыхнуло ослепительным золотистым светом.
Человек-сенбернар вскочил на задние лапы. Глаза его горели. В них читался триумф. Он едва не лаял от восторга. Собравшиеся вокруг многочисленные зрители тоже пришли в себе. Загремели овации. Птички захлопали своими крыльями. Слоны затопали о землю и загудели, поднимая страшный вой…
В следующую секунду вокруг человека-сенбернара стала собираться многочисленная компания. Всё это были звери богатые, судя по роскошным, вышитым серебром и золотом узорчатым одеждам. Они хлопали его по спине, называли имена, предлагали дружбу; более бедные напротив заискивали перед ним и всячески пытались услужить.
Не прошло и тридцати минут, как человек-сенбернар преобразился. На его теле появился роскошный халат, на голове — драгоценная шапочка. Он всё ещё был грязным, но друзья уже вели его в баню — не публичную, но свою собственную, — и он, улыбаясь зубастой улыбкой, следовал за ними.
Тарелочка с обглоданными костями теперь была им совершенно забыта. Прошло некоторое время, и вскоре её подобрал, скрытно, как будто совершая воровство, другой нищий, после чего сразу убрался в свой тёмный уголок.