Созерцатель скал
Шрифт:
Неожиданное появление человека на скалах всех удивило.
На палубу собралась вся команда, выполз даже вообразивший, что настала последняя минута, обезумевший от страха толстый бурят.
– Он хочет, чтобы мы непременно прошли по ту сторону острова! – воскликнул капитан, поняв наконец отчаянные жесты.
– Да, да! – вскричало несколько матросов, видевших человека и без бинокля.
– Черт его знает, зачем это ему. Но если, чтобы сообщить это, он рискует жизнью... залез в такую бурю на скалу, значит, хочет что-то для нас сделать... А нам терять нечего. Попробуем!
Задача заключалась в том, чтобы пройти проливом, отделявшим остров от берега, а не там, куда направлялась «Мысовая», державшая курс, насколько она слушалась капитана, возможно дальше от прибрежных утесов, в пролив между островами. Но значительно наполненная водой, она настолько отяжелела, что повиновалась больше ветру и волнам, чем матросам. И этот маневр мог бы кончиться только тем, что она налетела бы на утес острова.
Человек на скале, видимо, понял угрожающую судну опасность и делал им отчаянные знаки поторопиться.
Матросы с вспыхнувшей энергией кинулись кто отливать воду, кто к рулю. Увы, хотя «Мысовая» и изменила направление, но ей, ясно было, не успеть, и она летела прямо на скалы.
– Паруса! – бешено заревел вдруг капитан. – Ставь парус!
Это было безумство – ставить парус в бурю, в такой близости от скал... Только несколько минут отсрочки...
Подхваченная ветром «Мысовая» понеслась, как птица.
Это было жуткое мгновение. Перед ними, совсем близко около берегов, ревел прибой, и нависли грозные скалы острова, белые от птичьего помета. Но «Мысовая» судорожным движением все-таки пронеслась мимо них, и, когда она обогнула остров, все увидели, что им наперерез, отчаянно работая веслами, греб человек в лодке. Неужели он хотел взойти на приговоренное к смерти судно? Сумасшедший это или самоубийца? Все с замиранием сердца следили за его отчаянной борьбой. Лодка то вздымалась на самые гребни волн, то исчезала в бездне. Но человек был настойчив и, вероятно, исключительно силен. И скоро стало очевидным, что лодка и дощаник в этом разъяренном море встретятся.
Капитан что-то крикнул, но и без его указаний матросы уже знали, что делать, и несколько рук уже давно готовили канаты, чтобы принять лодку на борт. Надо было выждать только удобную минуту. Момент – и лодка взлетела на гребень волны, человек смотрел на палубу «Мысовой» сверху; в следующую минуту он был уже в бездне, а наверху, над ним, находились пассажиры... Канаты полетели вниз...
После нечеловеческой борьбы веревка была схвачена, и лодка подтянута к дощанику. Обрекший себя на смерть человек взобрался на борт «Мысовой».
– Убрать! – кивнул он на парус, едва став на палубу.
Капитал сделал знак.
– Кто вы? – сурово спросил он незнакомца. – Вы знаете, что все мы через несколько минут разобьемся о скалы Святого Носа?
– Я попытаюсь вас спасти, – быстро сказал приехавший, не совсем правильно говоря по-русски.
К своему изумлению, все увидели совершенно седого человека. Он, видимо, был измучен борьбой с валами и ветром и тяжело дышал.
Его мужественное, суровое лицо, густо заросшее седыми волосами, светилось энергией. Высокий лоб говорил об интеллигентности. То, как он управлялся с лодкой, как стойко и цепко держался теперь на прыгающей и качающейся палубе, выдавало в нем моряка. Он производил впечатление такой стальной, несокрушимой силы, что, вероятно, ему несмотря на седину, было не более лет пятидесяти.
– Я знаю здесь один «отстой» и хочу провести вас туда, – быстро добавил он. – Я не раз отстаивался там от здешних бурь. Я буду вашим лоцманом. Но не станем терять даром времени.
В двух словах он рассказал капитану, что делать.
– Надо вести судно на большой утес, находящийся справа, затем против него круто свернуть мимо гряды подводных скал, расположенных к северу; обойти их и править прямо на два больших дерева, хорошо видных в бинокль, где находятся орлиные гнезда; затем уже «Мысовая» может подойти к берегу и в маленькой бухточке простоять до конца бури спокойно.
Капитан нервно начал отдавать приказания.
С пробуждением надежды матросы взялись за дело с удесятеренной силой.
Пассажиры, захваченные и опьяненные этой последней схваткой, кинулись тоже отливать воду. Два десятка живых существ обратились, казалось, в один организм, с одной волей, одной мечтой – одолеть стихию. Они схватились с Байкалом.
Это была борьба отчаяния.
И через полчаса нечеловеческих усилий, иногда казавшихся безнадежными, они одолели. Байкал был побежден.
Но и победительница «Мысовая» доживала последние минуты. Чуть живая, едва держась на волнах, она тихо подходила к берегу.
А еще через несколько минут две лодки отвозили на землю пассажиров, команду с капитаном, лоцмана и собаку.
Когда они высадились, «Мысовая» еще качалась на якоре. Но едва успели подняться на первый горный выступ, как, оглянувшись, увидели на том месте, где была «Мысовая», чистое пространство: судно уже погрузилось в волны.
Все невольно остановились и переглянулись. Капитан обернулся и крепко пожал лоцману руки.
– Вы рисковали для нас жизнью! – воскликнул профессор. – Вы спасли нас!
Мистер Таймхикс сорвал с себя массивные золотые часы и протянул незнакомцу.
Но он холодно отвел руки англичанина, и легкая ироническая улыбка засветилась под усами.
– Нет, нет! – пробормотал он. – Только не это! Я очень рад, что все хорошо кончилось. Но я сделал то, что должен был сделать каждый моряк на Байкале. И я прошу вас больше не говорить об этом.
– Скажите же, кто вы? – настаивал профессор. – И чем мы можем отблагодарить вас?
Этот естественный вопрос необыкновенно сильно взволновал странного лоцмана.
– Кто я? – сурово сказал он, останавливаясь. – Я житель здешних берегов. Живу работником у тунгуса... Этого вам недостаточно? – пробормотал он, видя ожидание на всех лицах. – Что же вам еще сказать? – Я – военнопленный. Моряк... Поселился здесь после империалистической бойни... Мне стало все противно. Я порвал все прежние социальные связи. Общество этого человека я переношу легче, чем прежнее...
Он тяжело перевел дыхание.