Созвездие он-лайн неверности
Шрифт:
— Ложитесь спать, господин Перольский! – я окончательно развязала его галстук, и так и оставила длинной лентой висеть на шее.
— А вы, Валенсия Викторовна, не желаете составить мне компанию? Боюсь без жара вашего горячего тела этой ночью мне не уснуть!
Как же мне надоели эти наигранные роли. 42 года, а все считает себя шекспировским Ромео.
— Думаю, алкоголь в вашей крови будет согревать вас до завтрашнего дня, дорогой, – я развернулась, чтобы уйти на кухню, но его сильные руки внезапно остановили меня на полпути.
Он провел кончиками пальцев по овалу моего лица, небрежно тронул ниспадающие рыжие локоны, а потом уткнулся лицом в шею, жадно вдыхая тонкий запах французских духов.
— «Тьерри
— Да, Паулин.
Он поцеловал меня детским поцелуем, и тяжелой походкой направился в нашу спальню, предоставив мне возможность уделить еще часик творчеству.
Я вновь открыла страничку со стихами «Дюжесиля», читала откровенные строчки, рисуя в своем воображении романтические картины, навеянные его особым нежным стилем. Незаметно мои мысли перетекли в другое русло. Я думала об авторе как о загадочном мужчине, и мне захотелось снять с него маску незнакомца, узнав, что же собой представляет этот красавчик спортивного телосложения.
— А вдруг это женщина?! – подумала я, перечитывая повторно одно из его стихотворений.
Разреши мне Я в твои безумные глаза окунаюсь, и без разрешенья вспоминаю свадьбу, и когда сказка стала воплощеньем недосказанных фантазий и наивных помыслов моих с лепестками на кровати, завершающими штрих полотна любви и ласки, что никак я не смогла разукрасить, и без краски вдруг картина ночью ожила. И теней нечетких силуэты гаснут в отблесках огня, с губ срываются сонеты, и от счастья я уже пьяна. И в глазах твоих бушует пламя, необузданной волной веер крыльев поневоле встрепенулся за моей спиной. Невесомой птицей, вздох роняя, на твое плечо разреши мне приземлиться, обжигая страстью горячо!— Смогла, пьяна, – повторила я. – Неужели поэт, скрывающий свое имя и фамилию, женщина? Я с интересом начала перечитывать все рецензии к этому произведению. Оказывается, читатели, а они же и авторы других стихотворений на сайте Стихарь уже задавали подобные вопросы «Дюжесилю». И он корректно отвечал, что умышленно писал от женского лица, пытаясь понять нас – женщин.
Еще раз полюбовавшись красивым телом в джинсах и без рубашки, я обратила внимание на параметры самого фото. Оно было явно обрезано. Возможно, слева он обнимал свою любимую, и намеренно скрыл её от любопытных зрителей, обрезав часть изображения своей руки и глаза. А если он инвалид? И от тоски пишет стихи, уделяя этому занятию все свое время? Что если, он никогда не знал любви и ласки, и пишет свои прекрасные стихи, мечтая о том, чего у него никогда не было и, возможно, не будет?
Очки! В его правой руке я заметила черные солнцезащитные очки. Что у него с левым глазом? Нет, это не должно меня волновать, – подумала я. Это только неудачно обрезанное фото, тем более возможно совершенно чужого человека. Под псевдонимом «Дюжесиль» может скрываться кто угодно. И толстяк с рыжей бородой, и женщина с усами ; … и это абсолютно не должно меня беспокоить.
Я вернулась на свою авторскую страничку, просмотрела пополнившийся список читателей, и среди длинных имен я увидела его восьмибуквенный псевдоним.
Рецензия к стихотворению «Запретны» (7фиалок)
Очень яркие чувства, может не стоит их тратить на ожидания…
Дюжесиль 01.04.2011 21:37
Может и не стоит, но если бы все делали, как им хочется, тогда «запретного» не было бы ничего. А с другой стороны, каждый живет по своим запретам. И если я верна мужу, значит, это мой выбор, а измена – мое табу. Права ли я? Или мои взгляды устарели?
Эти вопросы долго не давали мне уснуть в ту ночь.
…Суббота пролетела в подготовке к приезду мамы Паулина – Перольской Изольды Бенедиктовны. Я три часа убирала в нашей трехкомнатной квартире. Пропылесосила, вымыла полы, натерла до блеска все зеркала и стекла. Не обделила вниманием ни один уголочек, и вымыла каждый листочек на подаренной свекровью драцене. Безукоризненная чистота радовала меня. Теперь даже при самом большом желании «графине изо льда» не к чему будет придраться, – думала я.
Вместе с мужем мы съездили в супермаркет. И переполненный холодильник был готов не оставить голодной целую роту солдат!
Глава 2
Бояться любви – значит бояться жизни,
а тот, кто боится жизни – уже на треть мертв.
Рассел Бертран (1872-1970).
В 07.55 мы всей семьей уже были в северной части Донецка, в Киевском районе, где находится наш главный железнодорожный вокзал. На привокзальной площади было многолюдно. Чуть ли не на каждом шагу стояли старушки с протянутой рукой. Немытые цыганские красавицы настойчиво просили «позолотить ручку», бомжи сновали туда-сюда, и неприятный запах снова и снова ударял в нос «боксерской перчаткой реальности». Служащие железнодорожной станции длинными самодельными метелками усердно мели мусор, но чище все-таки не становилось. Компания молодых парней, с самого утра едва держась на ногах, пили и курили, разбрасывая окурки и пустые бутылки по площади. Противный пьяный смех меня раздражал. А еще больше мне не нравилось само воспитание подрастающего поколения.
В вестибюле блестел чистотой напольный кафель. Белые высокие потолки были искусно украшены декоративной лепниной. К окошкам кассы тянулась небольшая очередь. А самое главное – не было той уличной грязи. И я не имею в виду лужи на асфальте.
Поезд Архангельск-Донецк ожидался на 2-ой платформе в 08.11. Туда мы и направились, вновь минуя кучку аморальной молодежи.
Синее безоблачное небо предвещало теплый день. Смелые солнечные лучи щедро пригревали холодную мокрую землю, и весна медленно, но уверенно вступала в свои права. На перроне домашние голуби жадно клевали разбросанные крошки, время от времени прерываясь от резкого шума. А когда заскрипели колеса приближающегося поезда, они поднялись ввысь, оставив свой недоеденный завтрак привокзальной собаке.
С окошка помахала чья-то рука в белой перчатке. Но лица не было видно, и мы с Паулином, переглянувшись, пожали плечами и поторопились подойти ближе к спускающимся приезжим.
Я внимательно рассматривала всех пожилых женщин. Одна была с тростью из неотесанной деревянной палки, в зашитых тапочках и СССР-овских коричневых колготках, в выцветшем платке и неприметном пальто прошлого века. Это точно была не наша «герцогиня». Вторая дама была явно молода для 63-ех летней женщины. Третья в дорогих кожаных ботиночках на шпильке, с ярким макияжем на помятом годами лице, и укутанная кружевной шалью, тоже не могла быть Изольдой Бенедиктовной. Потом спустились двое мужчин, семейная пара, девушка с красным зонтом, и …