Созвездие жадных псов
Шрифт:
– А вот, глянь, вещички несут.
Я опять посмотрела в окно и увидела, что один из мужиков в синей рубашке держит в руках элегантную ярко-зеленую летнюю сумочку и такого же цвета босоножки.
– Бросилась, – уточнил парень на соседней скамейке, – от несчастной любви.
– Ну и дура, – вспылила баба, наконец-то собравшая все огурцы, – дура распоследняя. Хочешь с собой покончить, сигай себе из окошка дома или повесься в ванной, ну чего, спрашивается, другим-то мешать? Меня вон внук на платформе ждет, извелся небось
– У тебя, поди, камни в желчном пузыре и язва желудка, – парировал дед.
– Это почему?
– Злая очень.
– Ах ты, старый пень! – взвизгнула бабища.
Я закрыла глаза и постаралась отключиться, чтобы не слушать их перебранку. Внезапно поезд дернулся и покатил вперед.
Поход по лоткам пришлось отложить на вечер. Инструктор уже ждал меня. Довольно ловко тронувшись с места, я бойко порулила по площадке.
– Ну, видала, – довольно сказал учитель, – теперь выезжай на улицу.
– Как! Там же полно автомобилей!
Парень посмотрел на меня, потом хмыкнул:
– Ясное дело, поток идет, а ты что, думаешь ездить только, когда никого не будет? Тогда кататься тебе по двору, сейчас движение даже ночью не прекращается!
– Страшно!
– Давай, давай, – велел учитель.
Вцепившись в руль, я выехала на магистраль и мигом покрылась липким потом. Повсюду тут и там неслись «Жигули» и иномарки. Машины проскакивали буквально в сантиметре от той, где сидела я. Ноги начали предательски подрагивать.
– Не бойсь, у меня тоже педали, – хихикнул инструктор, – вперед и с песней.
Навалившись на руль, я выползла из-за троллейбуса, и тут загорелся красный свет.
– Делать-то чего?
– Ясное дело, останавливаться.
Я лихорадочно вглядывалась в светофор, вспыхнул зеленый, ноги машинально выполнили действия: сцепление, газ, рука ухватилась за рычаг скоростей, «Жигуленок» подпрыгнул и встал.
– Давай еще раз, не тушуйся, спокойненько.
Я задвигала ногами, опять облом. Сзади загудели. Инструктор высунулся и заорал:
– Ну чего визжишь? Не видишь знак – ученик за рулем, объезжай!
Река машин начала обтекать несчастный, не желавший двигаться с места «жигуль». Я почувствовала, как в душе поднимает голову комплекс неполноценности. На водительских местах бойко проносившихся машин сидели мужчины, женщины, старики, старухи, подростки, чуть старше по виду Кирюши и Лизы… Они все научились прекрасно ездить, и только я потной, липкой рукой никак не могла воткнуть на нужное место ручку переключателя скоростей. Из глаз хлынули слезы. Вдруг непослушный конь плавно поехал вперед.
– Нечего сопли распускать, – приказал инструктор, – спускайся на набережную да не забудь включить сигнал…
Спустя два часа я попыталась вылезти из-за руля. Не тут-то было. Ноги не хотели слушаться, спину ломило, а руки словно судорога свела.
Увидев мои мученья, инструктор вздохнул:
– Нечего так переживать, никто с первого раза Шумахером не стал, все, когда на дорогу впервые выезжали, балдели.
– И вы?
– А то, – засмеялся парень, – чуть не умер, не расстраивайся. Еще лучше всех поедешь.
Слегка ободренная его словами, я выпала на тротуар, доковыляла до метро и стала разглядывать лотки, хозяева которых уже складывали товар.
До Алябьева я добралась около десяти и побежала через лес, тихо радуясь, что июнь – месяц самых длинных, светлых ночей.
– Лампа! – завопил Кирюшка. – Тебе тетка обзвонилась!
– Какая? – отдуваясь, спросила я, ставя на стол почти неподъемную сумку.
– Имя такое смешное, – влезла Лиза, – Ребекка. Раз десять спрашивала: «А где ваша мама? Ну когда же она придет?»
– Разбирайте пакеты, – велела я, – только аккуратно, там фрукты.
Пока дети рылись в торбе, я набрала номер Славиных.
– Немедленно идите сюда, – тихо сказала Ребекка, – все собрались.
– Что случилось?
Но девушка уже отсоединилась.
– Лампуша, чего делать с клубникой? – донеслось с террасы.
– Съесть, – ответила я, быстро меняя насквозь пропотевшую футболку на свежую.
– Она помялась.
– Отдайте мопсам.
– Да тут много.
– Сами придумайте!
– Нет уж, иди сюда.
Я помедлила секунду и вылезла в окно. Если я пойду через террасу, дети мигом привяжутся: куда, зачем, мой клубнику. Вообще-то, я их понимаю, никому неохота отковыривать от сочных ягод зеленую плодоножку.
У гаража я взяла Лизин велосипед и бодро покатила по узенькой тропинке: на колесах быстрей, чем на ногах.
Славинский особняк походил на гигантский корабль, роскошный теплоход, сияющий огнями. Я прошла сквозь холл и оказалась в большой комнате с накрытым столом. Ребекка, стоявшая у буфета, радостно воскликнула:
– Ну, дорогая, как хорошо, что ты все-таки зашла!
Очевидно, она была отличной актрисой, потому что дальнейший ее монолог звучал искренне и не фальшиво.
– Представь, Нора… – повернулась девушка к женщине, сидящей в кресле.
Я сразу узнала тетку, устроившую скандал на похоронах из-за венка. Только на этот раз вместо строгого черного костюма на ней было ярко-желтое летнее платье с глубоким вырезом, открывающим аппетитную, высокую грудь с круглой коричневой родинкой. Несмотря на четырех более чем взрослых детей, Нора сохранила идеальные формы, тонкую талию и девическую шею. Лицо ее, подозрительно гладкое для женщины, отметившей пятидесятилетие, покрывал ровный слой косметики, выразительные карие глаза, широко распахнутые, излучали дружелюбие. Волосы золотисто-каштанового тона были пострижены самым модным образом – сзади спускались на шею, а по бокам и на макушке топорщились неровными прядками.