Спартак. Бунт непокорных
Шрифт:
Нас окружил лай этих разъяренных псов, отдававшийся эхом в ущелье. Со склонов покатились глыбы, со всех сторон падали камни, смертоносный град, который обрушивался на шлемы и латы центурионов и сшибал с ног людей, большая часть которых и так уже была в крови.
Ликторы погибли, и я видел, как на меня кинулись десятки рабов с криком: «Легат! Легат!»
Мой конь рухнул на землю. Мне удалось удержаться на ногах, держа врага на расстоянии, но рабы не боялись смерти. Место тех, что я убивал,
Рогатина вонзилась мне в плечо, и я почувствовал, как теплая кровь потекла под броней по моей груди.
Я отступил. Центурионы и солдаты бросились назад. Удар меча пробил мои доспехи, и я упал.
Час смерти пробил.
Я увидел огромную тень, загородившую небо.
Надо мной стоял конь. Склонившись к его шее, Спартак направил на меня копье.
— Я во второй раз оставляю тебе жизнь, — крикнул Спартак. — Помни о клятве!
Он оттолкнул рабов, которые готовились убить меня.
Один из них метнул копье, я почувствовал, как оно вонзилось мне в шею. Я успел увидеть, как Спартак сразил этого человека мечом.
Я почувствовал, как меня подняли и понесли. Я узнал голоса центурионов.
Крики и звон оружия смолкли, и небо надо мной исчезло.
61
— Я видел, как Спартак во второй раз спас жизнь легата, — сказал Курий.
Он говорил медленно, приглушенным голосом, наклонившись вперед, будто готовый с минуты на минуту упасть, так велики были его уныние и усталость.
Я много раз протягивал руку к его плечу, но он противился, не давая мне даже дотронуться до него, словно подчеркивая недоверие, а может быть, презрение, с которым он ко мне относился.
Однако именно я подобрал его и спрятал в одной из хижин поместья того самого Гая Фуска Салинатора, о котором он мне рассказывал.
— Я узнал этого легата, — продолжал он, — это его я поймал на плато, ему Спартак помог бежать вместе с тобой, Посидионом и Аполлонией. Ему он оказал свое доверие, это стало совершенно ясно тогда, в ущельях Бруттия! Когда один из нас собрался убить его, Спартак снова спас его, не дав броситься в погоню за центурионами!
Он гневно смотрел на меня, выдвинув подбородок вперед, его глаза метали молнии.
— Спартак зарубил того, кто метнул копье в легата! А ты живешь, Иаир, у этого легата с Посидионом и Аполлонией, а Спартак мертв, и многие наши тоже. Выжившим, а их несколько тысяч, Красс уже приготовил казнь. Я знаю, я видел.
— Расскажи мне, — попросил я.
Я, Иаир, присутствовал при возвращении легата. Он лежал на повозке. На его бедрах виднелись глубокие раны, плечо было рассечено, горло перерезано.
За долгий переход от ущелий Бруттия до поместья он потерял так много крови, что у него не было сил даже открыть глаза. Солдаты положили его на стол посреди таблинума, [8] будто речь шла уже о трупе, которому осталось только воздать последние почести.
Ко мне пришла одна из любимых вольноотпущенниц Гая Фуска Салинатора. Она знала, что меня зовут Иаир-целитель, и умоляла помочь. Я тоже не хотел смерти легата. Он должен был сберечь память об этой войне. До сих пор он держал свою клятву. Он защитил нас, хотя мог бы отдать проконсулу. Посидион, Аполлония и я жили на его вилле.
8
Таблинум (лат. tablinum) — в древнеримском доме помещение за атрием.
Я смыл засохшую кровь и очистил раны. Они кишели червями, отвратительными, но полезными, которые питаются гнилой плотью, желтым гноем, текущим из ран.
Фуск Салинатор приподнял руку, а потом уронил ее.
Я видел этот жест и знал, что он будет жить, что он уважает клятву, данную Спартаку перед богами.
Единый Бог, мой Бог, позволил мне вырвать Гая Фуска Салинатора из цепких лап смерти. Значит, Он хотел, чтобы желание Спартака было исполнено. Чтобы война рабов осталась жива в памяти людей.
Но Спартак был мертв, и я попросил Курия рассказать мне о его последнем сражении.
— В ущельях Бруттия, недалеко от Петелии, — начал Курий, — мы обратили в бегство легионы под предводительством легата Гая Фуска Салинатора.
Это была наша первая победа за несколько недель. Она была похожа на те, что мы одерживали в начале войны на склонах Везувия, в долинах Кампании и Лукании.
Центурионы обратились в бегство, завидев нас.
Мы убили ликторов, захватили знамена, штандарты, фасции.
Рабы опьянели от радости. Они переходили от одного тела к другому, раздевали их, размахивали шлемами, мечами, дротиками, доспехами и копьями.
Рылись в сумках, с жадностью пили вино, ели пшеничные лепешки и сушеную рыбу.
Они хотели преследовать римлян и стали роптать, отходить от Спартака, а некоторые, узнав, что он ранил одного из них и позволил центурионам унести легата, грозили ему кулаками.
Но, когда Спартак приближался к ним, они опускали головы и продолжали его слушаться.
Я наблюдал за Спартаком. Он говорил с ними с безразличием, которого я никогда раньше не замечал за ним. Он объяснял, что другие легионы Красса готовятся к нападению. Нужно избежать атаки, спрятаться в лесах. Легионам вряд ли удастся заставить нас выйти оттуда. И когда-нибудь мы сможем отправиться на Сицилию.
Они стали кричать, что не согласны.
Они только что одержали победу. Они пили и гуляли. Говорили, что не хотят бежать, а хотят вернуться во фруктовые сады, в поместья Кампании, жить грабежом и разбоем.