Спартак. Бунт непокорных
Шрифт:
Номий Кастрик скрестил руки.
— Тебе известно о могуществе Рима? — спросил он. — Его легионы попирали и подчиняли не только берег этого моря. Нет ни одного народа, который решил бы выступить против Рима и не преклонил бы колен перед его знаменами, не признал бы власть и мощь его орлов.
Движением головы Кастрик указал на флаги Рима, древки которых легионеры воткнули в снег.
— Рим благосклонен к народам, которые становятся его союзниками, — продолжал Кастрик. — Если хочешь остаться сильным и гордым, фракиец, будь с Римом, как ты был с ним сегодня. Никогда не покидай этого пути.
Внезапно Спартак поднял меч, и Номий Кастрик отступил, сжав оружие.
— А нужен ли Риму мой меч и рука, что его сжимает? — спросил Спартак.
Он направился к своим воинам. Круг жриц Диониса разомкнулся, пропуская его. Спартак положил руку на плечо Аполлонии.
— Эта женщина со мной. Если тебе нужны мое оружие и моя рука, тебе придется взять и ее, а также всех, кто захочет пойти со мной.
Кастрик покачал головой, протянув руку к римским флагам.
— Тебе ответит Кальвиций Сабиний, командующий VII легионом. Я скажу ему, как бесстрашно ты сражался за Рим. В армии республики всегда найдется место храбрым воинам, в ней каждый найдет применение своим способностям. Критяне — лучники, германцы — кавалеристы, те, что родом из Балеареса, — пращники. Посмотри на меня, фракийский воин: я был рожден далеко от Рима, в Галлии, по ту сторону Альп, и командую первой когортой VII легиона. Рим награждает тех, кто принимает его законы.
Спартак медленно вложил меч в ножны.
Боги исполнили его желание.
6
Спартак не склонил головы перед трибуном Кальвицием Сабинием.
— Что ты хочешь получить в награду, ты, сражавшийся за Рим? — спросил трибун.
Он сидел на возвышении, на перекрестке двух дорог, проходивших через лагерь VII легиона. Его подбородок был высоко поднят, рот скривила презрительная гримаса, голос был утомленным, а тон снисходительным.
Легионеры выстроились в стороне от возвышения, слегка расставив ноги, прижимая левый кулак к груди, правой рукой сжимая древки копий. Рядом с трибуном стоял знаменосец.
У возвышения, положив руку на гарду меча, стоял центурион Номий Кастрик. Он будто боялся, как бы Спартак не бросился к возвышению и не убил Сабиния.
— Что он просит? — повторил трибун, наклоняясь к Кастрику.
Спартак отвернулся, посмотрел на дорогу, проходившую от одних ворот до других и разделявшую лагерь на две части. Ему казалось, будто с тех пор, как он перешел ров и проник в лагерь, он с каждой минутой все сильнее запутывается в сетях, из которых не выбраться без помощи богов.
Он посмотрел на Аполлонию. Девушка улыбалась и казалась спокойной. Она будто порхала над снегом, в окружении трех жриц Диониса. Он слышал вопрос трибуна и ответ Кастрика. В нескольких сотнях шагов от лагеря была собрана вспомогательная пехота из воинов фракийского и греческого происхождения. Спартак и его воины должны были присоединиться к ней. Он принадлежал к царскому роду и мог сам производить вербовку. А ведь армия нуждалась в пехотинцах, чтобы надзирать за этой страной гор и лесов и отражать набеги варваров.
Трибун поднялся, сошел с возвышения, за ним следовал знаменосец. Он приблизился к Спартаку и пристально посмотрел на него, но Спартак не опустил глаза. Тогда трибун подошел к Аполлонии, долго и внимательно разглядывал ее, время от времени посматривая и на Спартака.
— Оставляю ее тебе, — наконец промолвил он. — Она пахнет козой.
Улыбнувшись и подав знак Кастрику, он отошел прочь. Центурион повернулся к Спартаку.
— Отныне ты — вспомогательный воин римской армии, — сказал он, схватив Спартака за руку. — Тебя следует многому научить. Даже гражданин республики опускает глаза перед трибуном. А ты всего лишь фракиец, Спартак.
Спартак резко отдернул руку, Кастрик сделал шаг в сторону.
— Никогда не поднимай руки на гражданина Рима! — сказал он.
В тот день Спартак почувствовал непреодолимое желание уничтожить римских легионеров, командующих вспомогательными войсками.
Они выкрикивали приказы так, будто отдавали их собакам.
Они задирали самых слабых, а затем нещадно избивали их, вынуждали встать на колени, молить о пощаде, клясться в покорности и верности Риму.
Тем, кто слишком долго не уступал, отрезали носы и уши, отрубали руки и выкалывали глаза, чтобы каждый, во Фракии и Греции, узнал о том, что случается с мятежниками. Другим связывали ноги и привязывали к шее веревку, обрекая на рабство. Раскаленным железом им, как вьючным животным, ставили клеймо на лбу и щеках.
И это — Рим?
Лучше уж умереть!
Но когда он уже готов был ринуться на врагов, Аполлония схватила его за руку и заставила убрать меч в ножны.
— Не стоит драться, — сказала она. — Я знаю, что богами тебе предначертана другая судьба. Дионис наблюдает за нами. Позволь мне действовать!
Она подошла к легионерам в сопровождении трех жриц Диониса, обхватила за шею одного и увлекла за собой. Она попросила пить.
Молодые жрицы начали танцевать. Они танцевали в честь Диониса, и римляне забыли о Спартаке, который медленно ходил вокруг лагеря, в то время как ярость душила его.
Стоя за пределами лагеря, на вырубке, он смотрел на лес вдали, на заснеженные макушки деревьев. Зачем боги ослепили его, позволили пойти на службу Риму?
Лучше умереть!
Караульные сказали, что он должен держаться подальше от рва и ограды. Если он не будет повиноваться, они оповестят римских легионеров и Спартак узнает, как Номий Кастрик обращается с теми, кто пытается бежать. Их обвиняют в измене, калечат и обращают в рабство. Некоторых распинают у ворот лагеря, чтобы всякий слышал их предсмертный хрип и крики хищных птиц, слетавшихся, чтобы выклевать им глаза.
Спартак вернулся в палатку. Аполлония сидела на корточках, выводя веточкой на земле какие-то знаки. Затем она стерла их ладонью и сказала:
— Я такая же ровная, как эта земля: Дионис стирает то, что не должно оставаться во мне. Вино дарует нам забвение и приносит радость. Пей, Спартак!
Она протянула ему амфору, которую, возможно, получила в подарок от одного из легионеров. Спартак положил руку на голову Аполлонии, согнул ее тело. Она поддалась, и Спартак почувствовал, как она вовлекает его в танец, но дурман, охвативший его, не изнурял, а наполнял энергией. Появилась уверенность в том, что боги проведут его через леса, туда, где он будет свободным человеком, а не римским солдатом, с которым обращаются, как с рабом или собакой, которая должна лаять и кусать по приказу хозяина.