Спартаковские исповеди. Блеск 50-х и 90-х, эстетика 80-х, крах нулевых, чудо-2017
Шрифт:
Вместо Гуляева тогда поставили Сальникова. Но в роли старшего тренера он проработал недолго – с января по май. Потому что тренерской жилки у Сергея Сергеевича не было. Игроком был блестящим, моим кумиром. Но чтобы стать тренером, мало быть классным футболистом.
И тогда в команду вернули Никиту Симоняна, которого уволили вместе со Старостиным. Заодно и Николай Петрович вернулся – ребята поставили такое условие. Володя Маслаченко, молодец просто, воспользовался большими связями своего
Мы с Рейнгольдом, помню, приходили в кабинет, где тогда сидел Старостин, и умоляли его вернуться. Он согласился. Мы спросили:
– Куда сейчас идти-то – в ВЦСПС? Вы наше мнение знаете, вся команда вас очень просит, а мы пришли по ее поручению.
Но там все зависело не от него, а от партийных товарищей. И когда шесть человек основного состава написали заявления об уходе, скандал дошел до Московского горкома КПСС и даже до ЦК…
Старостину про предложение «Шахтера» я не говорил. Бессребреником себя не назову, но «Спартак» на материальные блага променять просто не мог. Сейчас, наверное, ни один футболист такими категориями не мыслит.
Потом, когда приезжали со «Спартаком» в Донецк и встречались с администратором горняков Гарбером, приятным человеком, он всегда говорил:
– Ну что же ты не перешел? Меня тогда Олег Александрович Ошенков чуть с работы не выгнал за то, что я тебя не привез. Тебе же такие условия предлагали – доплаты на двух шахтах, как Герою Соцтруда и заму начальника смены, квартиру в Москве!
А квартирка у меня тогда была малогабаритная двухкомнатная, которую Старостин после свадьбы дал в 1965-м. Но я не мог…
Мы с женой иногда сидим, смотрим футбол, спрашиваю ее:
– Как ты думаешь, сколько я бы сейчас получал? Наверное, миллионов пять евро…
А еще ведь и за рубеж можно было поехать, о чем тогда и речи не было. Хотя, помню, в 1960 году, когда юношеская сборная поехала за границу, подошел мужик и на русском языке сказал:
– «Ювентус» интересуется Рейнгольдом. Миллион за него дают, к кому обратиться?
Ему ответили:
– Ты чего, дурак, что ли? Это же Советский Союз, а тем более кто его, восемнадцатилетнего, отпустит?
Скорость у Рейнгольда действительно была потрясающая. На мой взгляд, он самый быстрый футболист в мире из тех, кого я вообще когда-либо видел. А вот мне тайных предложений из-за границы никто не делал. Защитники тогда особо не ценились…
Еще раньше меня в ЦСКА звали. В 1960-м был интересный случай. Я еще играл за дубль, и был у нас вратарь Алабужев. После какого-то матча вхожу в раздевалку, а он мне говорит:
– Ты что, с ума сошел, что ли? Сам себе погоны пришиваешь такой игрой – тебя обязательно заметут в ЦСКА…
Так и вышло. В 1962 году Соловьев, тренер, подзывает и говорит:
– Слушай, Ген, я сейчас принимаю ЦСКА и вижу тебя на месте правого защитника в своей команде. Давай переходи!
И сразу пообещал мне квартиру в центре Москвы, которую тогда давали только женатым, а у меня жены еще не было.
Я Соловьеву на это ответил:
– Вы что думаете – за ЦСКА буду биться так же, как за «Спартак»? Я же, играя за ЦСКА, никогда не буду так отдаваться – всей душой, всем сердцем. Потому что это противники. Пройдут два года службы, и я тут же вас покину.
Соловьев был мудрый человек. Поблагодарил за откровенность и вычеркнул меня из «генеральского призыва». Мне потом объяснили, что где-то на высоких этажах в Минобороны составлялся список особо нужных армии представителей разных профессий, из которых «забрить» могли любого, в том числе спортсмена. И меня в таком списке угораздило оказаться. Но Соловьев мою фамилию оттуда вычеркнул. Правда, в 1965-м, после окончания института, где была военная кафедра, все же пришла повестка. Я – к Старостину.
– Не ходи, – посоветовал Николай Петрович.
Таких повесток со временем набралось три штуки. И тут Николай Петрович говорит:
– А вот теперь иди в военкомат.
– Так страшно же! Забреют!
– Иди, иди, все уже нормально…
И действительно. Пришел, расписался, получил военный билет, в котором было написано: «Рядовой необученный, годен к строевой службе в военное время». И все. Оказывается, Старостин сходил в ЦК и все уладил, оттуда спустили указание меня не трогать.
Тут сразу вспоминается, как молодому Эдику Стрельцову тоже присылали повестки, но он никуда не ходил. Прошел месяц, его спросили, как у него дела с армией, и Стрельцов ответил:
– Армия – армией, а ЦК – цекой.
Просто директор автозавода был кандидатом в члены ЦК КПСС…
В «Спартак» я влюблен с детства. Как водится, отец привел на стадион – и пошло-поехало. В 1952-м, кажется, наша семья переехала на Бережковскую набережную, а там весь дом за «Спартак» болел – и я, естественно, тоже. А окончательно влюбился в команду, когда в 1956-м десять спартаковцев с Яшиным в воротах Олимпиаду в Мельбурне выиграли. Состав хоть сейчас могу назвать!
В том же 1956-м открылись «Лужники», от дома недалеко. Я уже занимался в школе ФШМ у Бескова, нам давали «билет участника первенства СССР по футболу» с правом прохода на любой матч. Более того, нас заставляли ходить на все игры, и потом мы их обсуждали. И я ни одного матча «Спартака» не пропускал. Вообще, причины огромной популярности команды видят в разном, но, по-моему, дело было в качестве ее игры. И в том, что народ ходил на имена. А в «Спартаке» в то время было десять олимпийских чемпионов. Наконец, родословная клуба – из народа все-таки…
Конец ознакомительного фрагмента.