Спартаковские исповеди. Классики и легенды
Шрифт:
Вообще, Николай Петрович – мой кумир. Это человек, который создал «Спартак», он, по сути, и дал мне дорогу в тренерскую жизнь. На поминках его супруги, Антонины Андреевны, я сидел рядом с Андреем Петровичем и Александром Петровичем. И оба говорили о брате, что он великий человек и нельзя это забывать! Абсолютно с ними согласен, для меня он человек «Спартака» номер один.
При Абраме Дангулове «Спартак» после неудачных сороковых годов начал путь к возрождению, выиграв в 1950-м Кубок СССР. Причем по ходу турнира мы обыграли и еще не расформированную команду армейцев, и «Динамо».
До того, после трех лет дома у Горохова, я жил в 15-метровой комнате на улице Горького, ныне – Тверской, на десятом этаже. Малоприятная история. В той «трешке» жил бывший зам Сергея Кирова в Ленинградском обкоме партии Александр Угаров. Потом он был назначен на ту же должность второго секретаря в Москве, а затем его репрессировали. Сына тоже посадили, а комнаты раздали другим людям, в том числе мне. Я ничего об этом не знал – и хорошо. Трудно было бы жить в таком месте, зная его историю. Узнал гораздо позже.
А когда «Спартак» выиграл Кубок СССР в 1950 году, председатель Мосгорисполкома Яснов, наш болельщик, помог почти всей команде решить жилищные трудности. Я получил свою первую полноценную квартиру, «двушку» – на Новопесчаной улице.
При Дангулове и Горохове, тренерах, с которыми я перешел из «Крыльев Советов», мне дважды подряд удалось стать лучшим бомбардиром чемпионата СССР. В 1950-м я установил тот самый рекорд – 34 гола за первенство, – который удалось побить только Олегу Протасову.
О том, насколько честными были многие из тех голов Олега в «Днепре», говорилось много. Но я к коллеге, несмотря ни на что, отношусь с уважением. Мы сотрудничали в период работы в сборной Лобановского. И ни разу я даже намеком на тот рекорд ему не указал. Но и он на откровенный разговор со своей стороны не шел. Только сам Протасов знает, можно ли получать удовлетворение от таких голов. Когда я видел, как в последнем туре забивались два мяча «Торпедо», – это был просто абсурд. Там вокруг вообще никого не было!
Когда ребята по поводу того рекорда все время над ним подтрунивали, он склонял голову и молча шел в раздевалку. Я ни разу не дал повода для того, чтобы он затаил на меня обиду. В порядке юмора приведу пример. В первом круге Олег забил то ли восемь, то ли девять голов, а во втором круге начал идти на побитие рекорда, забивая в каждом матче по два-три гола. И вот однажды в комнату, где были тренеры и администраторы сборной, вдруг зашел главный тренер «Днепра» Владимир Емец. Борис Кулачков, наш администратор, сказал ему:
– Владимир Александрович, как же так, всем же видно, что вы тащите и договариваетесь, чтобы Протасов побил рекорд Палыча. Но Палыч забивал честные голы.
Этот остроумный стервец сделал паузу и бросил в ответ такую фразу:
– А Стаханов?
Стало ясно, что рекорд будет побит. Но удовлетворен ли Протасов этим достижением – не знаю. Я бы все эти подготовленные мячи специально посылал подальше от ворот, но каждому свое. А то, что он отличный и выдающийся игрок, – без сомнений. Но пошел на это, его дело, такие ценности у людей.
А когда для прессы Олег говорит о том, что на него тогда играла вся команда, хочется спросить: «Скажи, пожалуйста, а всем остальным игрокам вашей команды специально сказали не открываться?» Ведь видно было – все пассивны, стоят на месте, и открывается только один Протасов, которого почему-то не преследуют защитники. Хотя опасность исходит от него одного. То, что разговоры на эту тему ведутся до сих пор, Олегу наверняка неприятно.
Впрочем, вернусь к тем временам, когда такое было невозможно. Тренер Дангулов был уникальным человеком. Со всеми игроками разговаривал на «вы». Матом он на моей памяти выругался только один раз, и единственный же раз за всю мою жизнь из раздевалки проигравшей команды раздавался гомерический хохот. У нас была серия неудач – проиграли в Риге, «горим» в Киеве 0:2. В перерыве он увидел фибровый чемодан Олега Тимакова, подошел к нему – и как двинет ногой этот чемодан, что тот под лавку улетел! И крикнул:
– Да вы, б…ди, наконец будете играть или нет?!
Эта фраза и такое поведение настолько не вязались с личностью Абрама Христофоровича, что мы все дружно… заржали. А потом приехали в Москву – и нас прорвало! Одним шесть забили, другим семь. То есть, выходит, помогла такая мера воздействия!
Бытует стереотип, что в советские времена все тренеры были сплошь диктаторами и на них наложил отпечаток стиль того времени. Не согласен. Взять, например, Бориса Аркадьева – не просто выдающегося тренера, но и образованнейшего, интеллигентнейшего человека. Тренер «Крыльев Советов» Александр Абрамов как-то поинтересовался у него:
– Борис Андреевич, а какие меры вы принимаете, узнав, что ваша команда после игры нарушила режим?
Тот ответил:
– Александр Кузьмич, а после игры меня эта банда не интересует!
Это был самый настоящий западный профессиональный подход. А потом Аркадьев еще и добавил:
– Берегите нервную систему. Как? Очень просто. Лично я после игры прихожу домой, наполняю ванну теплой водой, отключаю телефон и читаю в ванне книгу.
Так же и Гавриил Качалин. Демократ до мозга костей! Но именно он выиграл с советской сборной первый Кубок Европы, Олимпийские игры, а его тбилисское «Динамо» впервые стало чемпионом Союза. Потому что при всем воспитании у Гавриила Дмитриевича была достаточная требовательность к игрокам, к атмосфере в команде, к тренировочному процессу. Мы просто умирали на поле за Качалина, поскольку это был потрясающий человек. Поэтому не важно, кто тренер по стилю – либерал или диктатор. Главное, чтобы он выигрывал.
Константин Бесков по характеру был совсем другим. В середине восьмидесятых, когда он работал в «Спартаке», я спрашивал Николая Петровича Старостина:
– Как вам работается с Константином Ивановичем?
– Ну что тебе сказать? – вздыхал Старостин. – Можешь посчитать: год работы с Бесковым – за три, а я с ним работаю уже восемь лет.
Закоренелый трезвенник, Николай Петрович еще и пожаловался мне, что Бесков выпивает. Я в годы работы тренером не представлял себе, что можно до игры выпить даже пятьдесят граммов водки или коньяка. А Старостин говорил: