Спартанки... блин...
Шрифт:
– Земля, - пробурчал Будда, - все равно рано или поздно задохнется от зависти. Тогда зачем кого-то спасать сейчас? Ты разве не знаешь, как завидуют люди деньгам, славе, красоте? Меньше всего завидуют уму.
– А это, кстати, хороший признак, - сказал Моисей.
– Независть уму как раз и говорит о том, что у человека осталось еще осознание собственного разума, независимого от других. И когда речь идет о достоинстве собственного ума, он не может из зависти пасть, как падает завистник, когда радуется сгоревшему дому соседа.
– Ты давно общался со своим народом?
–
– Они первые завистники чужому уму.
– Ложь, - ответил Моисей.
– В них много накопилось греха, но ум их горд и свободен.
Христу не хотелось вмешиваться в разговор. Он отвечал за спасение «чистых» и экологию предназначенной для людей планеты в созвездии Змееносца, где надо было слегка снизить концентрацию озона в атмосфере до уровня, к которому привыкли земляне. Но разговора было не избежать.
– Ты мой сын, Иисус, - услышал он.
– На тебя возлагал я самые большие надежды. Но ты долго был человеком. Тридцать три земных года - это целая жизнь, и естественно, что ты всегда оставался на стороне людей. Ты прощал убийц, ты не останавливал войны, ты взял на себя слишком много человеческого греха, и груз оказался непомерен. При таком грузе легко ослабеть. И ты ослабел, сын мой, тебе предстоит огромный труд, чтобы снова стать больше Богом, нежели человеком, который уничтожает сейчас сам себя. И все мы в этом почти бессильны.
– Я не бессилен, - сказал Моисей.
– Я дал им знание, значит, они были предупреждены.
– Но именно твой народ за всю историю потерял больше других, значит, не все знал? Значит, предупреждены были не все? Ты забыл им сказать, что быть избранным народом не привилегия, а тяжелый долг. Твой народ заносчив, Моисей. И корыстолюбив. Это дурные свойства. И чистых среди твоих, увы, не больше, чем у других.
– Надо дать возможность людям забрать животных, - заявил Будда.
– Я с этим сюда шел, но вы сбили меня с мысли.
– Планета, куда они переселяются, полна животными, - ответил Моисей.
– О чем ты?
– сказал Будда.
– Я о тех, кто доверчиво жил вместе с человеком и, может, единственных, кто не видел в нем зла и тем охранял от него. Домашние кошки, собаки, птицы, хомячки… Все они - врачеватели больного человечества.
– Он прав, - услышали боги Его.
– В Марокко, - обронил Аллах, - самка мула принесла детеныша. Это четвертый раз за все время существования человечества. Каждый такой случай означал, что на Землю идет большая беда.
– А то мы не знаем сами, - сказал Христос.
– Потому и сидим. Потому и готовим место для переселения.
А потом Боги играли в нарды. И гусеница успокоилась на палочке, красивая такая, изумрудная, с высокими ушками-антеннами. Она еще не знала, что скорее всего именно ей придется вернуться на мертвую Землю и начинать все сначала, чтоб прошли тысячелетия тысячелетий, пока оживет Земля, и пустит корни, и появится высокий красивый мужчина, и оплодотворит мышь, которая слижет с его пениса, когда он будет спать, сладкую сперму. Потом он оплодотворит деревья, реки, и Земля станет живой.
И тут раздался легкий шелест. Так вкрадчиво ходил только
– Опаздываете, мальчики, - сказал он (он был вульгарен во всем: в обращении, в одежде, в манере появляться не вовремя с видом главного гостя).
– Я насчет быстроты вашего ума. Один умелец уже сообразил, как уничтожить Землю. Дивный, скажу вам, эксперимент. Сам видел. Земля погибнет раз и навсегда. И я в этот раз к этому делу отношения не имел. Но смотреть смотрел. Я туповат по части массовых убийств. Мне это скучно. А это, как они там говорят, чмо спалило город с целой свадьбой. Земля превратилась в клейкую массу, на которую нельзя ступить.
– Найти немедленно выход, - сказал Он.
– Ах ты, Боже мой!
– засмеялся Вельзевул.
– А зачем я там был? Вот он, умелец, - и он бросил им под ноги корявого безногого мужичонку-пиротехника.
– Тоже мне, напугал, - сказал мужичонка.
– Не дал, гад, довести дело до конца.
– Ты как это сделал?
– спросил Христос.
Безногий смотрел на него долго, у него даже заслезились глаза. Но это были не слезы умиления, это было последствие ранений, операций, пыток и прочих замечательных признаков прожитой жизни.
– Вы, не знаю, как вас называть, я никогда в вас не верил, сидите тут, а люди людей в клочья рвут, голодом морят, а вы как бы не виноватые, боги долбаные. А ты, - и он ткнул пальцем в Христа, - отвечай мне, дядька Христос! Сколько ты сможешь еще нести на себе человеческой мерзости? Или это брехня все - про твой непосильный груз? Может, пора его скинуть с плеч, пусть сами, говнюки, за себя отвечают?
– Твой аппаратик на чем работал?
– спросил Христос, как бы не слыша обвинений.
– Озончиком балуюсь, - сказал мужик, - им, родимым.
– Тогда пошли, - сказал Христос.
– Ты-то мне и нужен. На Змееносце проблемы с озоном.
Мужик хотел сказать, мол, сам иди, а мне нечем, но у него уже были ноги. И оба быстро исчезли.
– Этот парень действительно может помочь, - сказал Будда.
– В прошлой жизни он был племянником Авиценны.
– Но он в гневе. Он может уничтожить и планету в Змееносце, - сказал Аллах.
– Куда тогда девать людей?
– Вот у него и спроси, - сказал Будда, - у Создателя.
– Люди теряют себя оттого, что не находят дело творения. Только творчество спасает души. Он творец. Просто оказался не в своем времени. Он попал на Землю в черный час ее умирания, когда смыслом жизни стала смерть.
– Как его имя, интересно?
– тихо сказал Моисей.
– Чьих он кровей?
– Не ваших, - фыркнул Вельзевул.
– Он из Ибн Синов. Потом стал чудью. Был финном. Стал русским. Воевал. Русский же танк, уже в другой, четвертой или пятой войне, в Афгане, раздавил ему ноги. Стал пленным калекой. Потом уже в России ходил под себя в интернатах. Приятель украл для него коляску. А калека вырастил мечту жизни - уничтожить страну-убийцу. Свадьба одного недоумка была генеральной репетицией.
– Ноги я ему дал, - гордо сказал Моисей.