Спасение животных / Animal Rescue
Шрифт:
– Уж извини, но такая шпана как ты… – сказал Боб. – Ну, понимаешь, вы ходите по улицам в такой одежде, будто находитесь у себя дома. Вы говорите про женщин отвратительные вещи. Вы обижаете безобидных собак. Вы меня уже так достали, чувак.
Эрик уставился на него. Он сморщился так, будто испытывал изжогу. Он выглядел обозлённым. Расстроенным. Это выражение и застыло на его лице, как будто его туда пришили, а затем он покинул свое тело. Просто ушел. Просто, блядь, умер.
Боб потащил его в холодильную камеру.
Когда он вернулся, толкая перед собой швабру с ведром, Надя все еще сидела на своем табурете.
– Он бы продолжал приходить, – сказал Боб. – Стоит только позволить кому-то что-то у тебя забрать, как тут же этот кто-то почувствует не благодарность, а то, что ты ему обязан еще больше, – он намочил швабру в ведре, немного выжал, и шлепнул её в основную лужу крови. – Бессмыслица, да? Но именно это они и чувствуют. Что им все должны. И ведь после этого их уже никогда не переубедишь.
– Он… ты его просто нахуй пристрелил. Ты просто… ну, ты понимаешь?
Боб вымачивал швабру в луже.
– Он бил мою собаку.
Чеченцы позаботились о трупе после их дискуссии с итальянцами и ирландцами. Бобу они сказали, чтоб тот следующие несколько месяцев не совался со своими деньгами в некоторые их рестораны, и дали ему четыре билета на игру Селтикс 21. Места конечно не на нижнем секторе, но тоже неплохие.
Боб ничего не упомянул им про Надю. Просто сказал, что Эрик приперся под конец вечера, начала размахивать пистолетом и приказал отвести его к офисному сейфу. Боб дал ему возможность поразглагольствовать, помахать оружием, и когда подвернулся удачный момент, застрелил его. Вот и всё. Конец Эрика, конец истории.
Надя пришла к нему через пару дней. Боб открыл дверь – она стояла на его веранде, а позади неё – яркий зимний день делал всё вокруг отчётливым и ясным. Она указала на пакет с собачьими лакомствами, который держала в руках:
– Арахисовое масло, – сказала она с яркой улыбкой, глаза её были немного мокрыми. – С привкусом мелассы 22.
Боб широко распахнул дверь и шагнул назад, чтобы пропустить её.
– Полагаю, – сказала Надя, – что в этом есть какой-то замысел. И даже если он состоит в том, что ты убьешь меня, как только я закрою глаза…
– Я? Что? Нет, – сказал Боб. – О, нет.
… тогда ладно. Потому что я больше просто не в состоянии проходить через всё это в одиночку. Ни дня больше.
– Я тоже, – он закрыл глаза. – Я тоже.
Они не разговаривали длительное время. Он открыл глаза и всмотрелся в потолок своей спальни:
– Почему?
– Мм?
– Всё это. Ты. Почему ты со мной?
Она провела рукой по его груди – и это бросило его в дрожь. За всю свою жизнь он даже и не надеялся почувствовать прикосновение на своей коже подобным образом.
– Потому что ты мне нравишься. Потому что ты мил по отношению к Кассию.
– И потому что ты меня боишься?
– Не знаю. Может быть. Но скорее, причина другая.
Он не знал, солгала ли она. А кто вообще может знать, когда ему лгут? Серьезно. Каждый день ты сталкиваешься с людьми и половина из них, если не больше, возможно тебе лжет. Почему?
А почему бы и нет?
Ты не можешь знать, говорят тебе правду или нет. Если бы ты мог – никогда бы не изобрели детекторы лжи. Кто-то уставился на тебя и сказал: «Я говорю тебе правду». «Я обещаю», – сказали они. « Я люблю тебя», – сказали они.
И что ты на это ответишь? «Докажи»?
– Ему надо прогуляться.
– А?
– Кассий. Он сегодня еще не гулял.
– Я принесу поводок.
Прогуливаясь в парке, над ними висело февральское небо, словно брезентовая ткань. Погода уже пару дней была довольно теплой. Лед на реках уже раскололся, но маленькие его глыбы всё еще держались за берега.
Он не знал, во что верить. Кассий шел впереди них с небольшой натяжкой поводка, весь такой гордый, такой довольный и такой неузнаваемый, по сравнению с тем подрагивающим комком шерсти, которого Боб вытащил из бочки два с половиной месяца назад.
Два с половиной месяца назад! Да уж. Не удивительно, что всё так быстро меняется. Ты просыпаешься утром, и видишь совершенно новый мир. Мир повернулся лицом к солнцу, потянулся и зевнул. Потом повернулся лицом к ночи. Через пару часов снова повернулся лицом к солнцу. Каждый день – новый мир.
Когда они дошли до центра парка, Боб отцепил поводок от ошейника Кассия и сунул руку в карман своего плаща за теннисным мячиком. Кассий поднял на него голову, громко фыркнул и начал скрести по земле. Боб швырнул мячик и Кассий ринулся за ним. Боб представил себе, как мячик может неудачно выскочить на шоссе. Представил себе визг шин, глухой звук удара бампера о собаку. Или что если Кассий просто убежит, вдруг почувствовав свободу.
Но что ты можешь поделать?
Ведь ничего не подвластно контролю.
...
Заметки
[
<-1
]
Дорчестер – пригород Бостона (штат Массачусетс, США).
[
<-2
]
«Фоксвудз Ресорт» – самое крупное казино на планете (штат Коннектикут, США).
[
<-3
]
Гостия (хостия, происходит от лат. hostia — «жертва») — евхаристический хлеб в виде маленькой лепёшки в католицизме латинского обряда, а также англиканстве и ряде других протестантских церквей. Используется во время литургии для таинства Евхаристии. В католических храмах уже освящённые гостии, ставшие Святыми Дарами, помещаются в дарохранительницу, располагаемую либо за алтарём, либо в боковом приделе храма.
[
<-4
]
«Общак» («воровская касса», «котёл», «общее») — на уголовном жаргоне фонд взаимопомощи в среде преступного сообщества. Существуют две разновидности «общака» — в местах лишения свободы и вне мест лишения свободы. В соответствии с «воровскими законами» взносы в «общак» должны быть добровольными, хотя на практике требование не всегда выполняется.
«Общак» за пределами мест лишения свободы формируется за счёт доходов от преступной деятельности: взносы профессиональных преступников, рэкет (часто под видом защиты — «крышевание»), вознаграждение за помощь в разрешении споров между предпринимателями. Используется для организации новых преступлений, подкупа чиновников и сотрудников правоохранительных органов, материальной поддержки заключённых в местах лишения свободы («пацанов на зоне греть»).