Спаси себя
Шрифт:
– Ну и ерунда. – поморщился Женя.
– Так ведь мне снится это каждую ночь, одно и то же!
– Так у нас и все дни одинаковые, – усмехнулся Женя. – Встал, умылся, за работу, ужин, телевизор, спать. С чего вдруг взяться разнообразию?
– Неожиданно глубокая мысль для тебя, – заметила Катя.
– Ты еще не знаешь, на что я способен, – подмигнул ей Женя. – Серьезно, когда у тебя отпуск? Съездили бы куда-нибудь, развеялись.
– Опять на малую родину к твоей матушке? – поморщилась Катя.
– Ой, блин, ну что ты опять? Уже год прошел,
– Спасибо, – сказала Катя сухо. Она рассказала мужу то, что давно ее мучило, но облегчения ей это не принесло.
***
Рядом с теплой спиной мужа, в темноте, Катя не могла уснуть. Глаза слипалась, но ей казалось, что стоит их закрыть, как она снова окунется в воду, перехватит горло. Вдруг она умрет во сне? Страх тонкой серебристой проволокой опутывал ее. То, что казалось неважным и смешным днем, ночью выглядело реальным.
– Женя, – прошептала Катя. Муж не откликнулся, он засыпал быстро и спал крепко. Катя приподнялась на локте и посмотрела на часы. Электронный циферблат показал ей час двадцать ночи. Если не уснуть сейчас, то утром на работе она будет как вареная макаронина. Остывшая вареная макаронина, что еще противнее.
Катя постаралась как можно тише подняться и зашлепала босыми ногами на кухню – к аптечке, выпить успокоительное посильнее валерьянки. Хотелось курить. Катя не курила уже больше пяти лет, но в стрессовых ситуациях старая привычка напоминала о себе. Внутренним взором она видела себя на балконе, вдыхающей аромат ночного воздуха и табачную вонь. Представила длинную сигарету в тонких пальцах и тут же выкинула глупые мысли из головы.
Ночью кухня выглядела странно, как будто Катя тайком пробралась в чужой дом и шарит там в темноте. Будь она вором, подумала Катя, оставила бы хозяйке записку, чтобы чаще мыла посуду. Пахло магазинскими грибами. По привычке открыла холодильник и заглянула внутрь – ничего нового не появилось. Все то, что она принесла по пути с работы – сыр, немного колбаски, рыбных консервы и хлеб. Женя редко утруждал себя походом в магазин и, тем более, готовкой. Первое время Катя пробовала просить его заниматься домашними делами, хотя бы жарить яичницу к ее возвращению. Он соглашался, но ничего не делал, а если делал – то плохо.
Катя доела уже второй бутерброд, когда вспомнила, зачем пришла. Таблетки лежали прямо в шкафчике у холодильника. В мятно-розовой упаковке они походили на маленькие зернышки древа спокойствия. Белая крупинка упала на ладонь, и Катя запила ее чаем.
Катя подошла к окну, ожидая, пока таблетки подействуют. Скудный свет фонаря выхватывал пустую детскую площадку с раскиданными по ней банками из-под пива, припаркованную как попало девятку соседа и ветви молодой березы, чьи листочки красиво трепетали на ветру.
***
Утром Катя проснулась в поту, с колотящимся сердцем, некоторое время смотрела в потолок, пока не пришла в себя. Повернула голову, мужа уже не было. Часы показывали восемь тридцать утра.
Сон, всего
Катя медленно моргнула.
Сон.
Провела рукой по влажному лбу.
Она все еще жива.
Снова посмотрела на часы. Восемь тридцать две.
Катя подскочила и начала спешно собираться.
– Проспала, – шипела она, хватаясь за телефон.
– Инночка? Здравствуй, доброе утро! Я тут в пробке застряла. – щебетала Катя в трубку, быстро выдергивая из шкафа дежурные юбку с блузкой. – Да. Отметь меня. Ага. Спасибо, милая, с меня конфетка.
Из дома она вылетела через пятнадцать минут. Никаких мыслей насчет ночного кошмара у нее не осталось. Дневной кошмар бытия всегда перевешивал ночные фантазии.
***
Катя влетела в узкий вестибюль, едва не столкнулась с директором – высоким, почти под два метра, представительным мужчиной с острым взглядом и благородной проседью в волосах. Несмотря на внешность средневекового графа, Николай Яковлевич славился жестким характером и недюжинным терпением, которое грозило вот-вот закончиться.
– Катя! Опоздали?! – вопросил он густым басом.
Катя потупила взгляд. Как будто сам не опоздал, подумала она сердито.
– Пробки, – попыталась она обезоруживающе улыбнуться. – И, кроме того… я стала свидетелем аварии. Жуткой!
«Только не объяснительную, только не объяснительную», – молилась она про себя. Объяснительная, официальное предупреждение, лишение премии, все это у Кати уже было и не раз. Она не то чтобы специально опаздывала, но так получалось, и не важно, как рано она вставала, насколько загодя выходила из дома. Опаздывала и все. Ей не хотелось лишаться премии, а писать унизительную объяснительную не хотелось еще больше.
Николай Яковлевич махнул рукой, мол, оставь свое вранье при себе, чай не студентка. Катя снова улыбнулась и заторопилось вдоль коридора в кабинет. Пронесло.
– Доброе утро! – чуть ли не пропела Инна, веселая и свежая с утра. Инна сидела рядом с Катей. Они часто помогали друг другу по работе, болтали о всяком за чаем, но для близкой дружбы Катя считала Инну слишком юной, а Инна Катю слишком заносчивой. Но все же им хватало взаимопонимания, чтобы поддерживать рабочую атмосферу в их маленьком кабинете.
Катя постаралась проигнорировать приподнятое настроение коллеги, ее приятный новый парфюм, отутюженную рубашку, короткую стрижку на светлых волосах, которая делали коллегу еще моложе, чем она есть. И даже старомодные очки в круглой оправе ей удивительным образом шли. «Дочь маминой подруги» – окрестила ее Катя про себя.
Инна никогда не опаздывала.
На ее столе всегда царил полный порядок.
– Доброе! – откликнулась Катя, плюхнувшись на свое место. На мониторе красовались цветные стикеры с напоминаниями. Еще несколько опавшими листьями лежали под монитором, среди хаоса ручек, карандашей, хотя кто сейчас пользуется карандашами, конфетных оберток, степлера и губной помады. Бумаги – старые и актуальные договоры, предложения, внутренние документы, согнаны были стопкой в угол стола. Только Катя легко ориентировалась в собственноручно созданном хаосе.