Спасите! Фриланс
Шрифт:
– Бросай ты эту работу, ко всем чертям, – сказал он мне в воскресенье, когда я пришла в семь вечера, в выходной.
– Кредит, срок выплаты двадцать пятого, ты забыл? И новогодние утренники. И подарки я не купила. И стол на праздник собирать.
– Но я же получу зарплату и премию, нам хватит.
– Ну Семен, я хочу закрыть все долги. И летом поехать не в Геленджик, а в Турцию.
Примерно так выглядят наши диалоги в последний месяц. Он просит меня уволиться, видите ли компот ему вовремя не сварили. Я прикидываю бюджет и понимаю, что это не вариант. На следующий день
– Ольга Денисовна, о чем задумались, – опять этот противный голос.
– Я не задумалась, я формирую акт сверки, – отвечаю я спокойно. Это ей не понравилось, что телефон лежит у меня на столе. Нам не разрешается использовать гаджеты в рабочее время в кабинете. А Андрей как раз скинул мне ржачный мем, про работу в выходные. Я не могу удержаться и пересылаю его девочкам в мессенджере. В кабинете начинается синхронное хихиканье.
Парамонова сменила цвет лица с розового на бордовый и заорала:
– Что такое? Что происходит? Чем вы занимаетесь в рабочее время? Ольга Денисовна, чему вы постоянно улыбаетесь?
И тут что-то произошло. Говоря точнее, именно все то, что происходило и ранее на предыдущих местах работы. Нервы мои сдали и, что называется, Остапа понесло.
Я даже не слышала свои слова. Возможно я кричала. Возможно матом.
Я объясняла Парамоновой, как она не права. Что мы можем смело пойти жаловаться в трудовую инспекцию. Что это не лезет ни в какие ворота. Что объем работ превышает все допустимые нормы. Что когда мы выходим на работу во внеурочное время, нам это не засчитывают. Зато обычные пустяки не прощают. Но говорила я это все конечно другими словами, эмоционально и с метафорами. Пыль столбом, документы летают по кабинету. Очнулась я, когда акт сверки плавно приземлился к моим ногам, прямо к моим туфелькам графитового цвета.
«У Людочки вчера были такого же цвета туфли» – почему-то подумалось мне. Никакую другую информацию мозг не захотел сейчас впускать, он цеплялся за эти туфли и надеялся проснуться. Но нет, это не сон, я снова сорвалась.
Парамонова несколько секунд молча открывала и закрывала рот, судорожно хватая воздух. На секунду мне показалось, что сейчас она грохнется в обморок. Интересно, если с ней случится сердечный приступ, я понесу наказание? Надо будет проконсультироваться у Андрюхи, он все-таки юрист.
Парамонова нахватала нужное количество воздуха и походкой разъяренного мамонта вышла из кабинета.
Я глянула на девчонок. У них были перекошенные от ужаса лица. Вчера Никитка смотрел мультик про Спанч Боба. Я ему не разрешаю, так он втихаря. Я зашла в комнату, он с перепугу поставил на паузу и у Спанч Боба получилось смешное перекошенное лицо. Примерно такие сейчас были у девочек из отдела.
– Ну ты даешь, – прошептала Шурочка.
– А как же ты теперь? – с ужасом произнесла Маша.
– А никак. Не могу я больше, – я спокойно складывала вещи в сумку. – Увольняюсь.
– Блин, но как же…
– Все нормально девочки.
– А кто за тебя теперь все будет доделывать?
– А пусть Парамонова и доделывает.
Глава 2. Привыкаю быть свободной
Семен воспринял новость хорошо, даже обрадовался.
– Это же здорово. Наконец-то ты дома, чувствую себя не бомжом, а семейным человеком, – говорил он, радостно закусывая борщ чесночной пампушкой.
Очень неожиданно именно сейчас появился насморк у сына Никиты. Пришлось не водить его в сад. Я представляла, как разрывалась бы между домом и работой, и словно в реальности видела перед собой недовольный взгляд Парамоновой.
Вечером я отправилась в торговый центр. Был еще не совсем вечер, часов пять – шесть, но люди уже возвращались с работы и заходили за покупками. Кругом предновогодняя суета. Покупатели снуют с пакетами, елками и мишурой, играет музыка.
На секунду мне показалось, будто я год где-то отбывала наказание, и вот теперь меня выпустили. За хорошее поведение. То есть, за плохое.
Дело в том, что из офиса мы раньше восьми давно не уходили. Да я уже и забыла, что вечером у людей еще бывает какая-то жизнь. Город у нас небольшой, поэтому то тут, то там мелькали знакомые лица. Неужели это со мной происходит?
– Оля, – радостно окликнул меня знакомый женский голос. – Оля, это ты?
Анжела, тоже коллега, только бывшая… Поза-поза-бывшая, или как это правильнее сказать. Ну это с той работы, которая была до, которая была до. Боже мой. Бедная моя трудовая. Сколько же в ней записей. И теперь прибавились еще.
– Привет, – ответила я.
– Ну как ты? Как дела? Ты с работы? Ты все там же, в типографии?
Я открыла рот и хотела сказать, что нет, теперь я свободный человек и у меня случились внеплановые каникулы. Но вместо этого мой рот промямлил «Да».
Мне вдруг совершенно не захотелось говорить, что я вот только что снова бомбанула калиткой. Я отчетливо ощутила, что это как-то неправильно. Что, наверное, это ненормально, если такая история происходит с тобой уже черт знает в какой раз за последнее время. И если я скажу о том, что опять свободна, как ветер в поле, меня тут же начнут жалеть. Передавать новости по знакомым, а те по своим знакомым. И, наверное, это здорово, когда сарафанное радио разносит вести, что ты в поисках. Чтобы быстрее найти. Но все же приятного мало. Особенно когда тебе тридцать шесть. Особенно перед Новым годом.
– Да, – ответила я, – с работы. – А ты как?
Вечером после ужина Семен по традиции расположился на диване. Я устроилась рядышком и рассказала, что видела Анжелу. А еще много елок и людей. И что мне немного страшно.
Семен не испугался.
Утром я проснулась уже без тревоги. На часах 10.15. Сыну не надо в сад, мне не надо на работу. Боже, какой кайф валяться в постели, когда приличные люди корпят над предновогодними отчетами.
Телефон подмигивает кучей пропущенных звонков и сообщений. Несколько от Андрея. Переживает, как я. Не впала ли в глубокую депрессию. Шлет мемы про котов и виртуальные шоколадки. «Доброе утро!» – вещает собачка с гифки, и это означает, что Андрей переживает, а возможно, даже жалеет меня. Ладно, разберемся потом. Что там еще?