Спаситель океана, или Повесть о странствующем слесаре
Шрифт:
Я влетел во двор и остановился. Возле входа в котельную прохаживалась моя бабушка. Вид у нее был крайне нерешительный, словно ей нужно было сделать в котельной что-то очень важное, но она не решалась туда войти.
Бабушка то и дело подходила к дверям и тут же, оробев, поворачивала назад. Она была настолько углублена в свое странное занятие, что даже не заметила меня. И я воспользовался этим и, как только бабушка отступила в очередной раз от двери, прошмыгнул за ее спиной в котельную.
И успел вовремя: Базиль Тихонович стоял
— Дядя Вася, я только зайду в восьмую квартиру, и потом мы закончим наш спор.
— Базиль Тихоныч! — крикнул я, задыхаясь. — В вашей тетрадке большая тайна?
— Самая большая из всех, какие я знал, — не задумываясь ответил слесарь.
Во мне все так и оборвалось. Я подумал, что теперь мне предстоит мучиться всю жизнь, и чуть не заплакал.
— Э, что с тобой? — испугался слесарь.
— Я хотел рассказать ребятам. Я больше не могу знать один, — пояснил я, еле сдерживая слезы.
— Ну и расскажи. Что же тебе мешает? — удивился Базиль Тихонович.
— Но это же тайна. Вы сами сказали: очень большая.
— Я так и сказал, — подтвердил слесарь. — Но тайна от взрослых. Потому что обо всем этом им совсем неинтересно знать.
Откуда-то рядом, словно из стены, прозвучал голос истопника Ивана Ивановича:
— Вот ты сидишь тут, Вася, рассуждаешь черт знает о чем, а жильцы из восьмой квартиры ждут тебя, воду отключили.
Я вначале принял этот упрек на свой счет, а потом вспомнил, что Базиль Тихонович тоже Вася.
— Иван Иваныч, да не о пустяках мы. Дело выясняем серьезное, — ответил Базиль Тихонович.
Иван Иванович осуждающе крякнул и невидимо прошуршал подошвами, куда-то удаляясь… А Базиль Тихонович вновь повернулся ко мне.
— Значит, я все могу рассказать? И Феликсу? И Яше? И даже Зое? — спросил я, все еще не веря своим ушам.
— Ну конечно же! Хоть всем ребятам на земле! — весело сказал Базиль Тихонович. — Ну вот, дядя Вася, все стало на свои места.
Я тоже засмеялся: мне опять жилось весело, беззаботно.
— Ну, а что тогда было дальше? — спросил я, потому что все встало на свои места.
— Этого я и сам не знаю, еще не написал, — сказал слесарь виновато.
— Как же вы не можете знать, что с вами было? Кто же будет знать, если вы не знаете сами?
Я понял, что у него просто плохая память, и испугался. Это ужасно, когда у человека за спиной столько невероятных приключений, и он при этом ничего не может вспомнить.
— Да нет, я знаю, знаю, — спохватился Базиль Тихонович. — Я только хотел сказать, что не успел написать. А так все помню отлично, что было со мной, — произнес он даже обиженно. — Понимаешь, у нас с мушкетерами было столько всего, что не знаешь даже, на чем остановиться.
— А вы остановитесь на истории с подвесками. Вы же сами обещали вернуться к подвескам, правда?
— Разве? — удивился слесарь.
Мне пришлось почти слово в слово повторить собственноручно написанное им обещание. Тогда слесарь подумал и оживленно сказал:
— А это идея! Почему бы мне и в самом деле не вернуться к подвескам? Вот возьму и вернусь. Прямо сейчас!
Он поставил чемоданчик на пол и торжественно опустился в свое древнее кресло, указав мне при этом на табурет.
Но мне так и не удалось узнать, зачем на самом деле понадобились кардиналу Ришелье подвески королевы и при чем тут был наш слесарь-водопроводчик.
— Итак, однажды кот дядя Вася, д'Артаньян и я… — произнес Базиль Тихонович, и это было все, что он успел сказать.
Ему помешал голос моей бабушки.
— Базиль Тихоныч, а Базиль Тихоныч, где вы? — спрашивала она, разыскивая слесаря среди труб и печей.
А затем она появилась сама в дверях каморки. Стояла, щурясь, ослепленная яркой люстрой.
Слесарь галантно встал. Я тотчас подумал, что общение с Арамисом для него не пропало даром. Черт побери, он умел держаться в присутствии дам!
— Базиль Тихоныч, я вот хочу у вас спросить. Правда ли, что… — И тут она заметила меня, замешкалась. — Вот хотела спросить, не видели ли вы моего внука. А он, оказывается, здесь собственной персоной, — пробормотала она, стараясь скрыть растерянность. — Пойдем домой. Ишь завел манеру шляться после школы, даже не показав носа дома! — закричала она, обретя свою обычную уверенность.
Она повернулась и зашагала к выходу, чтобы скрыть свою досаду. А я, прежде чем последовать за ней, спросил у слесаря шепотом:
— Базиль Тихоныч, а как же эта история? Вы же забудете опять?
— Что ты! У меня блестящая память! Но если хочешь, я все напишу на бумаге. Будет полный отчет. — И он не мешкая полез в свою тумбочку за пером и бумагой.
Я хотел подождать, лично убедиться в том, что он взялся за дело, но тут вернулась бабушка и потянула меня за руку к выходу. Я оглянулся и увидел в открытую дверь каморки Базиля Тихоновича, уже стоящего возле тумбочки с авторучкой в руках. Перед ним лежал чистый листок бумаги. Но глаза Базиля Тихоновича были пока устремлены в потолок. На губах его бродила лукавая улыбка. Он вновь переживал одно из своих удивительных приключений.
— Нет, чтобы, как все нормальные дети, сначала поесть после школы, так его понесло в котельную, — сказала бабушка, поднимаясь вместе со мной по ступенькам из подвала. — И о чем вы только могли говорить? — И бабушка скосила на меня глаз.
— Да ни о чем, про голубей говорили, — солгал я, помня, что бабушка уже давно взрослый человек и что если рассказать взрослому человеку о приключениях нашего слесаря, ему это будет совсем неинтересно.
Бабушка мне поверила. Она говорила, что всегда верит мне.