Спасительный свет (Темная сторона света) (др. перевод)

Чемберлен Диана

– Какие?

Алек вздохнул.

– Ну, она росла в роскоши, а любви ей не хватало, – сказал он. – Думаю, она пыталась получить ее единственным способом, который знала. Подростком Энни была очень неразборчива – она ненавидела это слово, но я не знаю, как еще это можно назвать.

Оливия не ответила. Она размышляла над тем, не продолжала ли Энни все также искать любовь в тот вечер, когда переспала с Полом?

– А вам сколько было лет?

– Что?

Он засмеялся.

– Наверное, это слишком прямой вопрос. Вас так потрясло, что Энни было пятнадцать,

что мне стало любопытно, сколько лет было вам. Вы не обязаны отвечать.

Оливия наматывала телефонный провод на палец.

– Первый раз мне было четырнадцать, – сказала она, – и двадцать семь во второй.

Алек молчал несколько секунд.

– Похоже, все не так просто.

– Я не часто говорю об этом.

– Вам необязательно говорить об этом и сейчас, если у вас нет желания.

Она снова повернулась на спину и закрыла глаза.

– Когда мне было четырнадцать, меня изнасиловал парень старше меня, который жил по соседству с нами.

– Господи! Оливия, извините!

– После этого осталась глубокая рана. Я стала… бояться секса, и не занималась любовью до двадцати семи лет. Пока не познакомилась с Полом.

– И за все эти годы вы не встретили никого, с кем бы чувствовали себя достаточно спокойно?

Она засмеялась.

– Ну, мне не приходилось отгонять мужчин палкой. В юности я была синим чулком и не слишком изменилась, когда стала взрослой. Я избегала мужчин и свиданий, сосредоточившись сначала на учебе, а потом на работе.

– Не могу представить вас синим чулком. Вы такая привлекательная и уверенная в себе.

– У себя, в отделении скорой помощи, – возможно, но что касается реального мира, то здесь мне очень трудно сохранить уверенность в себе. Над этим мне приходилось работать постоянно, и то, что мой муж бросил меня ради женщины, которая в сущности являлась плодом его воображения, конечно, не помогло мне.

– Простите, я вызвал у вас плохие воспоминания.

– Да Нет. Они всегда со мной – в той или другой форме.

– Что ваши родители сделали после изнасилования? Они возбудили дело против этого парня?

Оливия вглядывалась в темной потолок.

– Мой отец умер, а мать была больна – алкоголичка, и мало на что способна. Я не рассказывала об этому никому до тех пор, пока не познакомилась с Полом. Вы второй человек, которому я рассказываю об этом. – Она подтащила Сильви поближе, прижимая ее пушистую голову к своей щеке. – Как бы то ни было, я ушла из дома, когда это произошло, и жила у своей учительницы.

– Я не думал, что у вас такое тяжелое прошлое.

– Да, я многим обязана Полу.

Она смогла рассказать Полу все о своем прошлом, об изнасиловании. Но прежде, чем она решилась открыть ему правду о себе, они встречались несколько месяцев, в течение которых она видела, как он плакал над печальными фильмами и читал стихи, посвященные ей. Она поняла, что может рассказать ему все.

Он отреагировал на ее рассказ с тем состраданием, которого она ожидала. Он был нежнейшим любовником, его терпение было поистине безграничным. Он сделал все, что в человеческих силах, чтобы излечить

ту старую рану. И он что-то разбудил в ней. Он называл это: «Твоя сладострастная сторона», – и она соглашалась с ним. Она чувствовала дикую потребность наверстать упущенное за долгие годы, и Пол помогал ей изо всех сил, заботливо развивая эту новую часть ее естества.

Но теперь он сказал, что после нее занимался любовью с женщиной, имеющей за спиной двадцатипятилетний опыт сексуальной жизни. Она была такой «свободной», сказал он. Такой «полной жизни».

– Алек, – сказала Оливия, – мне пора заканчивать разговор.

– Я вас расстроил.

– Нет, это просто заставило меня вспомнить, каким заботливым был мой муж.

– Я не понимаю его проблем, Оливия. Я бы позвонил ему и сказал, что у него прекрасная жена, которая любит его и которой он нужен, и…

Она села.

– Алек, не нужно.

– По-моему, он сошел с ума. Он не знает, что у него есть и как быстро он может это потерять.

– Алек, послушайте меня. Вы знаете только мою версию и понятия не имеете, как выглядел наш брак с точки зрения Пола. Для него он был то ли неправильным, то ли ему чего-то не хватало, или… я уже сама не знаю что. Ну, пожалуйста, пожалуйста не пытайтесь вмешиваться!

– Не волнуйтесь. Я не собираюсь ничего предпринимать. – Алек немного помолчал, прежде чем снова заговорил. – Когда Пол наконец поумнеет и вернется к вам, то, как вы думаете, он не будет возражать против того, чтобы вы время от времени разговаривали со мной, лежа в постели?

Улыбаясь, Оливия снова откинулась на подушку.

– Хотелось бы надеяться, что я буду озабочена этой проблемой в не очень далеком будущем.

– Я тоже на это надеюсь.

– Пожалуй, мне пора спать.

– Оливия.

– Да?

– Ничего. Просто мне нравится произносить ваше имя.

ГЛАВА 21

После разговора с Оливией он повесил трубку, понимая, что не сможет уснуть. Он вылез из постели, натянул голубые шорты, которые носил днем, и, застегивая их по дороге, направился из спальни на террасу второго этажа. Он уселся на диван-качалку и стал раскачиваться, мягко отталкиваясь босыми ногами. Перед ним простирался темный залив. Вода нежно лизала берег перед его домом, и влажный ветерок ласкал ему руки и грудь.

Нужно, чтобы Оливия с Полом как можно скорее были снова вместе, пока он не сказал ей нечто более весомое, чем то, что ему нравится, как звучит ее имя. Он никак не мог отделаться от ощущения, что даже разговаривая с ней из своей постели, он делает что-то неправильное, что-то плохое. И он знал причину этого ощущения.

Это произошло пару лет назад, в воскресенье утром. Кто-то позвонил, когда он сидел здесь, на диване-качалке, читая газету и прихлебывая кофе. Он слышал, как Энни подошла к телефону в спальне. Она говорила тихо, и таким необычно приглушенным голосом, что он обернулся, прислушиваясь, но не мог разобрать ни слова и снова погрузился в газету. Через несколько минут она вышла на террасу и села рядом с ним.