Спасти диплом, угнать дракона
Шрифт:
— Тебе соврали, — усмехнулась я и, выждав паузу, добавила: — Она не красива. Она прекрасна. Особенно мост через Кейшу.
Болтая о ерунде, мы вышли из университета. Вечер был на удивление теплым, разговор — легким, а мороженое, которое Вир купил мне у уличной лоточницы, — вкусным. Правда, лакомство из холодильного ларя оказалось слегка подтаявшим. Видимо, заклинание заморозки доживало свои последние минуты, а то и вовсе закончилось.
Сливки так и норовили удрать из рожка, и приходилось изощряться, чтобы их побег не увенчался успехом. Беглецов я поймала,
— У тебя тут капля осталась… И еще тут…
Он наклонился чуть ближе. Его губы коснулись моих.
Поцелуй, неожиданный, с привкусом ванили… Он был нежным, пленяющим. Вир развернул меня к себе, обнял, словно защищая от всего мира, согревая в объятиях. Его язык дотронулся до моих губ, приоткрывая их, проникая, исследуя, лаская. Рука альва поднялась чуть выше, скользнула по шее, и его пальцы оказались на моем затылке, зарылись в волосы.
Эти прикосновения, поцелуи заставляли меня забыть, кто я, где. Они искушали, обещали. Я плавилась, растворялась в новых невероятных ощущениях, чувствуя себя весенним ветром. Хотелось касаться. Дотрагиваться до его кожи пальцами, до его губ — губами, слышать, как бешено бьется его сердце под моей ладонью. А еще мне почему-то показалось, что Вир сдерживается.
В какой миг мне этого стало мало? Не знаю. Мужской запах, в котором были едва уловимые ноты сандала, кружил голову, заставляя быть смелее, даря жажду и дрожь предвкушения.
Я укусила Вира за нижнюю губу, дразня, играя. Он хрипло выдохнул, прижимая меня к себе. Сильнее. Ближе. Так, что я смогла почувствовать под одеждой стальные мышцы его поджарого тела.
Он с трудом оторвался от моих губ. В его глазах было столько страсти, огня, что я забыла, как дышать. Всего миг, и Вир смежил веки, прислонив свой лоб к моему.
А я вдруг осознала, что мы стоим посреди улицы так близко, что невинность нашего поцелуя под большим вопросом. Под очень большим вопросом. Щеки начал заливать румянец.
Вир, словно поняв причину моего смущения, чуть отстранился, все еще продолжая удерживать меня за талию.
— Нари, ты прекрасна. Невозможно прекрасна.
— И все? — Я, стараясь загнать подальше смущение, решила перевести все в шутку.
— А еще удивительная, чудесная и… — Вир зажал амулет и произнес на едином имперском, старательно выговаривая каждое слово: — Ты мне нравишься. Очень.
— Я догадалась после твоего намека.
— Какого? — Альв отнял руку от переводчика.
— Когда ты меня поцеловал.
— Это было только что, — серьезно и как-то озадаченно возразил Вир.
— Ну, я только что и догадалась…
Лицо альва прояснилось, а потом он улыбнулся.
— А это у вас там колесо преисподней сверкает огнями? — Вир кивнул куда-то за мою спину.
Я обернулась. Действительно, «Око неба», как прозвали гигантский круг с вращающимися на нем кабинками, озарился огнями. Колесо медленно крутилось, поднимая к небесам все новых и новых зрителей, желавших насладиться с высоты видом столицы.
— Да, оно. — Я кивнула, завороженно следя за огнями.
Мне не довелось прокатиться на колесе: все же цена в десять форинтов отпугивала почище смертельного проклятия.
— Ты была на нем? — будто догадавшись, спросил Вир.
Я отрицательно замотала головой и отвернулась от «Ока».
— Тогда чего же мы ждем? Давай прокатимся!
— Не думаю, что это хорошая идея: спустить стипендию за два месяца за четверть часа.
— А ты знаешь, что глупости иногда не только можно, но и нужно совершать. Во всяком случае, там интересно. Идем! — приглашающе кивнул альв и, видя мое сомнение, добавил: — Или ты испугалась?
— Оказаться на высоте птичьего полета в кабинке, вверив свою жизнь фырчащему элементалю, который вращает колесо? Конечно нет, — фыркнула я.
— Значит, нам абсолютно ничто не сможет помешать совершить этот подвиг. — И Вир, схватив меня за руку, потянул в сторону колеса. Но самое удивительное, я согласилась!
А когда мы, запыхавшиеся и смеющиеся, оказались у касс, Вир, поцеловав меня в нос, молниеносно достал из кармана монеты. И их было явно больше десяти.
— Кабинку для двоих, — бросил он.
Билетерша протянула нам два билета и, дежурно улыбнувшись, добавила:
— Приятного вечера.
У входа возникла небольшая очередь. И хотя мы стояли первыми, дух-контролер отчего-то пропустил перед нами шумную и веселую семейку, потом компанию девушек и лишь потом — нас.
Причину такого странного поведения духа я поняла лишь тогда, когда оказалась внутри кабинки. Пол со стеклянным окном посредине, панорамные окна, стол с двумя бокалами игристого вина и ваза с фруктами.
— Мне просто захотелось, чтобы нам никто не мешал… — Вир, как профессиональный провокатор, выдержал паузу, — смотреть на город. Кстати, а ты не знаешь, что это? — И он, поправ все нормы этикета, ткнул пальцем в стекло.
Проследив за направлением, я увидела базилику Святого Лонга, о чем и сообщила. А затем Вир указал на здание биржи брокеров, и на башню Непокорных стихий, и на… Я сама не заметила, как оказалась стоящей лицом к стеклу, а сзади — Вир. Я чувствовала его дыхание на своей макушке. И от него по моей коже бежали мурашки, а сердце так и норовило пуститься вскачь.
Я рассказывала и любовалась огнями города, погружавшегося в объятия пряной ночи. Когда кабинка опустилась на землю, мне показалось, что я словно сошла с облака.
— Спасибо за чудесный вечер. — Я чуть запрокинула голову, чтобы посмотреть в глаза Вира. — За все двенадцать лет, что здесь живу, я ни разу не видела столицу с такой высоты.
— Ты выглядишь чуть старше тринадцати, — возразил Вир.
— Мои родители погибли в аварии. И дядя взял меня к себе, — сказала я то, что заученно повторяла уже тысячу раз.
Ложь, переплетенная с правдой, завязанная на сотню узелков, как шанойский ковер, образовывала узор, неотличимый от истины. Ведь мама действительно умерла. Отец, наверное, тоже. А то, что не вместе и не в аварии… Но боль, боль от потери была настоящей.