Спасти диплом, угнать дракона
Шрифт:
— Эликсир истиной сути. Всего пара капель, и любой актер забудет о своей роли. Будет вести себя так, как привык в жизни, — произнесла Алекс, словно декламируя слоган какой-нибудь известной торговой марки.
— Угу. Другой вопрос, как заставить его это выпить.
— Если ты все же скажешь мне его имя, то проблема отпадет сама собой. Я ему просто улыбнусь, и он возьмет из моих рук хоть яд.
На такое самонадеянное заявление Алекс я лишь усмехнулась. Что-то мне подсказывало, что с Виром трюк «оскал в тридцать две жемчужины» не сработает.
Проговорили
Утро началось с тишины. Умиротворенной, ласкающей, безмятежной. И потому — крайне подозрительной. Я вскочила с постели и подбежала к окну. Розы. Они были. И они молчали. Совсем. Вели себя абсолютно прилично. Это настораживало вдвойне.
Меня разбирало любопытство, и я едва дождалась, когда Вир спустится вниз к завтраку. Гипнотизируя взглядом то хроносы, то лестницу, чуть не пропустила появление альва. Глядя на то, как легко он сбегает по ступенькам, я еще раз поймала себя на мысли, что у него слишком подтянутое тело. Ни капли лишнего жира. Мышцы и сухожилия. Уверенные, точные и плавные движения. Никакой сутулости. Я видела перед собой не ученого, а воина.
Прикусила изнутри щеку: моя личная шизофрения опять разошлась. У меня нет ни одного прямого доказательства, что Вир — это Варлок. Зато обратных — куча. К тому же, может, Алекс и права: от эликсира истинной сути нет антидотов. Главное, подлить его альву незаметно. Скажем, за ужином. Вот только сегодня никак не получится. Впрочем, как и завтра. Готовить эту пакость надо четыре дня.
— Доброе утро! — бодро, просто вызывающе бодро поздоровался он.
Нет, нельзя так широко улыбаться в столь ранний час, когда у многих еще идет титанический бой с притяжением одеяла и подушки.
— Как тебе удалось их утихомирить? — без лишних пояснений спросила я.
И Вир все понял. Он сглотнул и хрипло произнес:
— Никак. Я просто выкопал старый куст и посадил новый, точно такой же.
— А куда дел старый?
— Выкинул на свалку…
Как говорится, все гениальное — просто. На ум сразу же пришла еще пара изречений народной мудрости. Например, упорство и труд — до гроба доведут, учеба и любовь — выпьют всю кровь, а утренняя глупость непременно должна рождать дневную тупость.
Я быстро привела себя в порядок и отправилась в университет. У Вира сегодня занятия были только вечером — экзамен он уже сдал, а единый имперский начинался с четырех. Поэтому он до обеда подождет меня в библиотеке, а потом мы вместе сходим к куратору нашего диплома.
Полдня пролетело быстро.
После обеда Алекс, скривившись, сообщила, что сегодня она наказана. Отец вчера был не в духе, как и всю последнюю неделю, а она попала под горячую руку. Ей влетело за слишком короткое платье. Хотя до этого она в подобных уже ходила — и ничего.
«Видимо, опять что-нибудь не так на работе», — выразилась подруга. Я же не раз могла убедиться, что характер у эйра Лейрина суровый, властный и бескомпромиссный. А значит, подруге придется пару дней изображать полное послушание.
Я направилась в библиотеку, где меня ждал Вир, засевший за манускриптами и фолиантами.
— Ну как? Пойдем? — Я вопросительно кивнула на стопку книг.
— Сейчас, уравнение допишу только…
Я не удержалась и заглянула ему через плечо.
— Ты здесь поправочный расовый коэффициент забыл, — не смогла удержаться я и ткнула пальцем.
— Да? — Альв поднял на меня взгляд. — Хм… — Он заглянул в книгу. — Тут его нет, — мягко возразил он.
— Потому что формула рассчитана на взрослого человека. Ульрик фон Борн вообще писал все, оперируя исключительно человеческими мерками. — И, глядя на удивленно вскинувшего брови альва, пояснила: — Он был жутким расистом. А на колонтитуле страницы над текстом его имя.
— Не знал… — потер висок Вир.
Его простое признание изумило уже меня. Уравнение, которое он выбрал, было совсем непростым. И, судя по всему, Вир неплохо разбирался в теме. Но при этом… Я бы вела запись иначе.
— Я же уже говорил, что на моей родине алхимия не в большом почете. Ее преподают слегка иначе, — улыбнулся он, но за пояснение поблагодарил и коэффициент записал.
А вот встреча с куратором вышла странной. Брендона То Морриса я знала по курсу лекций, которые он читал нам на втором году обучения. Магистр напоминал мне лед: абсолютно белые волосы, всегда кипенно-белый, без единой складочки лабораторный халат, прямая спина, подтянутая фигура, острый взгляд и холод, который сквозил во всем. В интонации, в скупых выверенных жестах, в отношении к адептам. Педант до мозга костей, от принципиальности которого порою выли не только адепты, но даже ректор.
Единственное, что выбивалось из образа идеальной ледышки, — это цвет глаз. Они были красными. Абсолютно. Именно таким, багровым, полным презрения взглядом нас и смерил То Моррис, когда мы вошли к нему в кабинет.
— Значит, мои дипломники, — с расстановкой произнес он.
Вот только почему мне отчетливо послышалось продолжение его фразы: «Жаль, весьма жаль, что получше ничего не нашлось»?
— Да, — убийственно спокойно произнес Вир.
Такой интонации от него я еще не слышала. На миг даже подумалось, что неизвестно, кто из этих двоих еще большая ледышка и эйр «сама невозмутимость».
Куратор тоже оценил и посмотрел на альва уже куда пристальнее. М-да. Эти двое либо идеально сойдутся характерами, либо будет война до последнего реактива и разбитой мензурки.
— К следующей неделе подготовьте подробный план теоретической части диплома. Могу вам показать образцы и выдать несколько пособий для ознакомления по теме измененной крови… Тогда и поговорим предметно. Что до практики, то ее обсудим, как только вы не будете плавать в вопросе. — При этом куратор пристально взглянул на меня.