Спасти Элвиса
Шрифт:
– Что это? – спросил я.
– Слезы Элвиса, – пояснил Питер.
– Что?!
– Слезы Элвиса, – повторил Питер.
– Это как?
– Элвис ведь очень был добрый человек, – сказал Питер. – На самом деле добрый. Он дарил многим машины, квартиры, драгоценности. Но его поклонники хотели чего-то большего, ведь настоящему ценителю важно другое, нематериальное. И поэтому Элвис каждый день наплакивал небольшой пузыречек слез, а потом, на концертах, он кидал их в толпу поклонников. И у нашей Мэри как раз был такой пузыречек.
Я с удивлением поглядел
– Она хранила его как раз на шее своей любимой крысы.
Хранить пузыречек со слезами Элвиса на шее любимой крысы...
Это что-то.
– Оригинально, – сказал я. – Очень оригинально...
Дело обещало быть веселым.
Тоска уставилась на меня с непонятной надеждой, раньше я в ней не замечал отсутствие чувства юмора.
– Ты поможешь? – с надеждой спросила Тоска. – У нас всего два дня...
– Только ради тебя, дорогуша.
Она хотела сказать «я тебе не дорогуша», но передумала. Ради нашей вечной дружбы со штатом Оклахома, столица Оклахома-сити. Оклахома. Меня преследует теперь Оклахома, будь она неладна, зря я ее вспомнил.
– Спасибо! – проникновенно сказал Питер. – Мне Антонина много про тебя рассказывала.
Интересно, когда это она успела?
– Тогда нам надо идти, – сказал я.
Тоска набрала воздуха и выдохнула:
– Я думаю, первым делом надо определить круг подозреваемых...
– Первым делом – место преступления, – перебил я. – И вообще, Антонина, если ты думаешь сама командовать, то тогда зачем меня надо было приглашать?
– Ладно, ладно, – Тоска сдулась. – Ты начальник.
Питер тоже против этого ничего не имел.
– Ну что ж, – я подцепил из банки шпроту, – в залог успеха нашего предприятия давайте съедим по шпротине.
И отправил рыбешку в рот. Питер с недоумением поглядел на Тоску. Тоска кивнула. Делай, мол, как говорит этот дурачок.
Мы съели по шпротине и отправились на место преступления.
Глава 3
Элвис, гуд бай
Школа № 18 продолжала встречать нас гостеприимным лозунгом, цветочками, гирляндами, прочей ерундой. Мы вошли. Я с умным шерлок-холмсовским видом принялся осматривать вестибюль, хотя прекрасно понимал, что осматривай его не осматривай – толку никакого не будет. Но я все же походил вдоль раздевалки, вдоль наглядной агитации на стенах, сказал три раза «так-так» и один раз «все понятно» и «гхм» без счету.
Вестибюль без американцев оказался тревожным помещением – агитация вся какая-то странная: что делать в случае пожара, в случае атомного удара, в случае наводнения и других экстремальных событий. Но особо агитация напирала все-таки на пожары. Видимо, пожары в восемнадцатой школе были больным местом.
Я прошелся по периметру вестибюля два раза, заметил камеру видеонаблюдения, больше ничего интересного. Велел Тоске проводить нас в учительскую.
Тоска проводила.
Учительская являла собой обитель уныния и отчаянья, Мэри, сжавшись, сидела в кресле, всхлипывала и иногда поглядывала вокруг перепуганными глазами. Будто встретила вживую медведя, из тех, что в изобилии гуляют по нашим улицам, играют на балалайках и сами же под эту игру пляшут. Обычная заплаканная и испуганная девчонка, и не скажешь, что племянница конгрессмена от самой великой Оклахомы! Рядом с ней стоял с посиневшим лицом гид. Гидуха. Девушка лет двадцати. С инфака какого-нибудь. Практика. И на первой же практике похищение крысы! Все, теперь карьере гида-переводчика финиш.
Кроме хозяйки Элвиса Тридцать Восьмого и переводчицы, в учительской никого не было, как сообщила гид, все остальные американцы под предводительством директора Вацлава Тимофеевича погрузились в автобус и отправились осматривать памятники деревянного зодчества по соседним деревням.
На столе красовалась клетка. Такая, портативных размеров, дорожный вариант. Однако при всей своей портативности клетка эта выглядела гламурно и дорого. Эмалированные белые прутья, розовый поддон, домик, поилка, кормушка, колесо для шейпинга, одним словом, все, что полагается крысе. И даже чуть больше – в углу клетки зеркальце, а в другом углу бархатная серебристая подушечка.
Электронный замок. С дисплеем. Никто кроме хозяина не откроет.
– Американцев сразу можно исключить, – сказал я.
– Почему? – спросил Питер обиженным тоном, будто я этим утверждением как-то дискриминировал великую американскую нацию.
– Американцы так не могут, – я указал пальцем.
Верх клетки был варварски вырезан ножницами по металлу, которые, кстати, валялись неподалеку. Похититель не стал заморачиваться вскрытием электронных замков, он пошел самым простым путем. Путем обычного русского вандала.
Я потрогал клетку пальцем, племянница сенатора Мэри что-то сказала.
– Она сказала, что Элви был очень умный, – перевела девушка.
И Мэри всхлипнула.
Ну, понятно, на нее в поисках рассчитывать не приходится. Поэтому я велел перевести, что крысу мы обязательно отыщем, а ей пока лучше не зацикливаться на своем несчастье, а пойти поспать и вообще отдохнуть. А что касается Элвиса, то с ним будет все в порядке.
Переводчица забалакала по-американски, Мэри еще немножко поплакала, потом обе удалились.
Я лег на стол и стал изучать потолок. Молча. Питер смотрел на все это с недоумением, но Тоска всем видом показывала, что меня не стоит сейчас беспокоить.
– Значит, так, – сказал я через десять минут, – пока я вижу два варианта нашего дела. Первый – крысу похитили с целью выкупа местные преступные элементы. Второй – крысу похитили знатоки с целью... Ну, тут цели могут быть самые разные.
– Какие, например? – тихо спросила Тоска.
– Ну как какие? Разные. Трудно проникнуть в психологию страстного обожателя. Может, он хочет боготворить эту крысу, может, он хочет ей поклоняться. Поселить ее в золотую клетку, кормить черной икрой, делать массаж, купать в розовом масле, называть ее «хозяин». Или наоборот.