Спасу тебя навсегда
Шрифт:
— Стрельникова, вали к директрисе, — развернулась, пошла в сторону кабинета директора. — Готовь вазелин, ей уже известно, что ты отмудохала Зойку и сломала ей нос, — Люба шла следом злорадствуя и напевая. — Ждут тебя Стрельникова, небо в клеточку, друзья в полосочку.
Глава 3
Бреду мучительно долго, через каждые сто-двести метром останавливаюсь, размышляя о том, что же скажет мне Клара Генриховна. Перед входом в кабинет директора, замираю, переводя дыхание. Знаю, что выгляжу бледной, несколькими щипками разгоняю кровь, чтобы она немного прилила к щекам. Вдыхаю полной грудью, только после этого вхожу. От сквозняка дверь немного выбивает из моих пальцев, стук получается громким, как будто с вызовом.
Тучная директриса отрывает взгляд от кипы бумаг и окидывает меня нехорошим взглядом. Дурное предчувствие подкатывает к горлу противным комком, сжимая в удушье.
У неё всегда волосы прилизаны туго и ровно, а крошечная дулька на голове смотрится немного комично, но смеяться над этой вредной и крайне придирчивой женщиной мне бы и в голову не пришло. А сейчас тем более не время и не место.
Застываю, не зная, чего ожидать.
— Садись, Настя. Нам предстоит долгий и очень неприятный разговор, — машет пухлой рукой в сторону кресла.
Мне предложили сесть? Непривычно очень! Обычно грымза вызывает всех к себе на ковёр и держит у порога, даже стул не предлагает. Но сейчас — кресло?
Клара Генриховна перекладывает ручку между пальцами, напоминающими разваренные сосиски, рядом лежит Уголовный кодекс. Меня начинает скручивать от страха. Упорно стараюсь его подавить, пытаясь угадать, по какому поводу меня вызвали к директору на тет-а-тет. Не из-за драки же. Раньше её это никогда не интересовало.
Занимаю место напротив неё и складываю ладони на колени. Они мгновенно покрываются влагой, вытираю их незаметно о себя.
Сердце грохочет в горле.
Возникает пауза.
— Знаешь, что я читаю? — начинает издалека. Жму плечами. — Я читаю нечто очень занимательное. Занимательное оно потому, что прилетает ко мне на стол не впервые. До сегодняшнего дня, моего хладнокровия и опыта хватало, чтоб закрывать глаза на ваши петушиные разборки. Однако сегодня пришла к выводу, что нужно заниматься первопричиной источника постоянных жалоб. То есть тобой, Настя.
До меня доходит с опозданием, о чём она говорит...
— Жалобы на меня? Какие?
— Систематические. Подробные. И не от одного человека... — усмехается директриса.
Она не назвала имена жалобщиков, но я понимаю, о ком идёт речь, и мрачнею.
— Ткачёва?
— Не она одна, — дректор перебирает на своём столе несколько листочков, складывая их в тоненькую, но уже стопку, и опускает на стол, придавив указательным пальцем. — Что ты на это скажешь? В этот раз я не смогу пустить всё на самотёк и отделаться обещанием провести поучительную беседу. У Тканевой перелом носа со смещением и черепно-мозговая травма, кровотечение с трудом удалось остановить. Хватова, с огромной гематомой на весь живот, сломано два ребра. За что ты избила девочек? Откуда такая жестокость? Я от тебя такого не ожидала... Свидетели происшествия опрошены, все, как один заявляют, что ты первая на них набросилась. Версию потерпевших слышала, теперь твоя очередь, — кладёт передо мной чистый лист А4 и ручку. — Пиши, всё в деталях.
В объяснительной излагаю, всё как есть, что жалобы девочек не имеют под собой реальных оснований. Что это они постоянно цепляются ко мне без основания и систематически изводят, пользуясь тем, что их больше. Ниже описываю сегодняшний случай. Если и говорить словами закона, то это была самооборона.
— Я защищалась, — говорю возмущенным голосом, когда директриса заканчивает читать объяснительную, сняв очки, положив их перед собой.
— Вот как? — её брови взлетают вверх изумлённо. — Чем же ты так им насолила? Впрочем, это не моё дело, у меня других дел непроворот. Эту проблему надо решить в кратчайшие сроки.
— Как? — усмехаясь.
— Извенись, договорись, поговори с ними в конце концов. Выясни причину неприязни. Не с кулаками же сразу лезть. Ты знаешь, что тебе грозит уголовная ответственность, если вред здоровью будет признан тяжким. Статья 112 Уголовного кодекса, — кинула передо мной кодекс, — до трёх лет лишения свободы.
Я сразу и не поняла о чем она говорит. Услышав об уговной ответственности, попыталась абстрагироваться и мыслить здраво. Мне надо прийти в себя. Срочно... Жизненно важная необходимость!
— Я этого не делала, — выделяю каждое слово.
— Как? Вот, же ты сама написала, — надела очки, зачитывая предложение из объяснительной. — "Увернувшись, ударила её по лицу..."
— Удар был, но только по носу, откуда там могла появиться черепно-мозговая травма?
— Не знаю, тебе виднее, — зашипела себе под нос.
— Хватову, только пнула, не могла я сломать ей рёбра, — на глазах навернулись слёзы, мне теперь никто не поверит. Я одна, а их много, и они все против меня.
— Послушай, Стрельникова, факты говорят сами за себя. Девочки в больнице, вид у них, мягко сказать потрёпанный. Это я ещё не сказала, про мелкие повреждения и ушибы мягких тканей. Сказать могу только одно, ты меня очень огорчила, Стрельникова. С виду хорошая, умная, прилежная девушка, а выходит, что малолетняя преступница.
Не выдержав такого напряжения, я расплакалась. Мне было обидно за себя, я ведь столько тренировалась, чтоб себя защищать, а выходит, мне это принесло только проблемы. Что нужно было молча терпеть их побои и издевательства. Я хотела постоять за себя, дать отпор. Понятно, что девочек "добили", а вину перевели на меня. Но как это доказать?...
— Как доказать, что это не я. Они все сговорились против меня.
— Ой, не знаю... не знаю. Я могу конечно, попробовать замять это дело, на сколько мне хватит моего влияния, но и ты должна будешь принять в этом участие.
— Конечно, я сделаю, всё что надо. Только помогите, — в сердце затрепетали надежда, что всё обойдётся.
— К тебе будет важное поручение. Нам в кабинет информатики требуются новые компьютеры. Да, ты сама наверное знаешь.
— Конечно, — компьютеры у нас и правда давно исжившие себя, на которых работать вообще не возможно.
— Хорошо. Вот тебе задание. От меня лично. Встретиться с важным гостем из Минпросвящения, поделиться от первого лица об устаревшей технике, её изношенности и тому подобное.