Спецхранилище
Шрифт:
Спецназовцы недовольно пошевелились. До них начало доходить, что я парень не чужой, в некотором роде даже свой.
– Это исключено, – сказал Гордеев. – Я не могу пойти на такой риск.
Из наполненной кровью ладони выкатились и упали на пол две густые темные капли. Я приподнял руки, показывая, что не шучу. В рукав побежала теплая струйка.
– Я выйду из бункера любой ценой.
– Придется отдать приказ стрелять на поражение.
– Вы будете стрелять в офицера, участвовавшего в боях в Чечне, награжденного орденом Мужества?
– Твои
В комнате повисло гробовое молчание. И в этот момент стало отчетливо слышно возникшее откуда-то странное бормотание… чей-то бестелесный голос…
Шепот.
Спецназовцы начали оглядываться – одними глазами, не поворачивая голов. Казалось, что шепот сочится из углов и стен, хотя я-то прекрасно знал, что он льется из моей руки.
Пирамидка завела свою любимую песнь.
В ушах стояло невыносимое и давящее: «Иди ко мне… иди ко мне… ИДИ КО МНЕ!»
– Что это? – спросил один из бойцов.
– Я тоже слышу.
– Не обращать внимания! – рявкнул им Гордеев. – Не вздумай это сделать, Валера. Очень тебе советую.
– Вы не оставляете мне выбора. Она уже почувствовала запах человеческой крови. От катастрофы вас отделяет полшага. Я повторяю: я не хочу никому причинить вреда.
В глазах Гордеева мелькнул отголосок внутренней борьбы, которая шла внутри него.
– Хорошо, Валера, не горячись, разведи руки пошире. – Демонстративным жестом он показал, что опускает пистолет. – Давай поговорим без эмоций, как нормальные мужики. Что у тебя стряслось? Вчера ты был обычным парнем, патриотом своей страны, стоящим за нее грудью, а сегодня вдруг превратился в маньяка.
– Обстоятельства изменились.
– Иди ко мне… иди ко мне… – не унималась пирамидка.
– Заткнись! – велел я ей.
– Ты ведешь себя так, словно у тебя крыша съехала, – сказал Гордеев с укором. – Я уверен, что мы могли бы спокойно сесть за стол и не спеша обсудить сложившуюся ситуацию. Ну, расскажи, что у тебя стряслось? Не держи в себе, расскажи. Я попытаюсь войти в твое положение.
– Они похитили Настеньку!
Фраза вырвалась изо рта, словно струйка пара сквозь приоткрытую крышку кипящего котла. Я не хотел говорить про дочь, это только усложнит переговоры. Гордеев поймет, что я в отчаянии, что ставки чрезвычайно велики, и будет действовать жестко и решительно.
– Сволочи! – бесхитростно отреагировал он. – Они в очередной раз выступили в своем мерзком амплуа. Ты должен был сказать мне. Должен был сразу позвонить. Неужели бы я не понял? Почему ты этого не сделал, Валера? Мы бы нашли решение.
– Решения нет. Говорил же я, что нужно было уничтожить ее сразу.
На какой-то миг мне показалось, что мои слова нашли отклик в его душе, что Гордеев действительно пытается войти в мое положение. А в следующий
Не успел я закончить фразу, как Гордеев неуловимым движением вскинул руку с пистолетом и нажал на спуск.
Все произошло стремительно. Только что мы разговаривали, как старые друзья, пытающиеся решить временные разногласия, а через секунду он в меня выстрелил. Каким-то чудом мне удалось предугадать намерение полковника. Называйте это как хотите: интуицией, предвидением, шестым чувством. Я это называю бешеной удачей. Я хребтом почувствовал, что сейчас произойдет, и автоматически стал разворачиваться, сокращая площадь поражения.
Горячий кусок свинца сердито ударил в плечо, взорвав его жаром и болью. Хотя бы в плечо. На лучший исход я не рассчитывал, потому что Гордеев вообще-то метил в сердце. Не знаю, где он натренировался так стрелять, словно шериф на Диком Западе, но зуб даю, что товарищ полковник не один час провел в тире за отработкой приемов стрельбы.
Клянусь всеми богами и моей тихой мамой, не хотел я использовать пирамидку. Ни при каких обстоятельствах. Перед глазами до сих пор стояли кошмарные события на задворках нашего дома. Но когда в плечо вонзилась жгучая пуля, отнялась вся правая рука. Я даже не осознал, что разжал пальцы, – только почувствовал, как в левую ладонь что-то упало, задев острым краем рану. И почти сразу же это что-то с жадностью потянуло из меня кровь.
– Беречь глаза! – заорал я окружающим, заслоняя лицо здоровым плечом.
Только было поздно.
Я это понял по ошеломленному вздоху, вырвавшемуся из солдатских глоток. Подлюга Гордеев испустил протяжно-сдавленный стон, и я услышал, как об пол звякнул вывалившийся из пальцев пистолет. Мне хотелось глянуть на их ошеломленные лица, на выкатившиеся от удивления глаза, рассматривающие золотое чудо в моей ладони, только я не мог этого сделать без риска превратиться в еще одного изумленного пустоголового истукана, какими стали они.
Комната утонула в золотом свете. Его клочья лезли в глаза, в уши, в ноздри. Спрятаться было невозможно, они проникали даже сквозь зажмуренные веки. Хорошо, что я дополнительно прикрылся рукой. Это меня спасло.
Я понятия не имел, что происходит вокруг. Можно было только догадываться. От близости к источнику излучения мои оппоненты ослепли, а их разум прошел нулевое форматирование. О своем состоянии я не мог сказать ничего определенного. Меня крутило в каком-то вихре, в котором исчезали все границы. От руки раздавалось слабое гудение пирамидки, в окружающем воздухе ощущался слабый металлический запах. В груди то и дело поднималось желание взглянуть на источник света хоть краешком глаза, но каждый раз я только крепче втискивал лицо в ткань рукава, гоня желание прочь.