Специалист по нежити
Шрифт:
— Заводи мотор, — подумал Гарин, — скоро…
Он поднялся с крыльца.
Отряхнулся старательно.
— Вот и поругались немного, — произнес рядом Петровский, глядя как жену укладывают на носилки.
— Прости меня, Тара, — сказал Виктор, — но мне пора.
Петровский только махнул рукой.
—
Из машины выскочил Ганин.
— Тарас Васильевич, — запыхавшись, сказал он, — по поводу нашего недавнего разговора… Мы нашли способ…
Тарас усмехнулся.
— А мне уже ничего не нужно, Роман, — сказал он. — Но это наверняка пригодиться всем остальным, нашим.
— Так она… — в замешательстве произнес Ганин, указывая пальцем на машину.
Петровский поднял голову к серому небу.
— Скоро, ребята, наверное, самое ожидаемое в моей жизни, полнолуние, — вместо ответа сказал он и впервые за весь этот долгий нескончаемый день счастливо рассмеялся.
Эпилог
Он сидел в темной гостиной с заряженным пистолетом и ждал.
Фотографии согревали сердце, навсегда оставались с ним рядом. Это был его, только его прекрасный мир, который никто не смог бы разрушить. Память — только мое. Я никогда ни с кем не буду ей делиться.
Наташка, простишь ли ты меня? Поймешь ли, любимая?
Она понимала, улыбаясь. Только чуть грустнее, чем обычно.
Рядом скрипнуло кресло.
Он повернулся.
Там, в углу сидела Машка, растрепанная, взъерошенная, всегда и вечно любимая.
— Ты хотел меня видеть, па? — спросила она.
— Почему ты опять не послушалась? — буркнул Вадим. — Где Андрей? Где Палтус?
— Откуда мне знать? — пожала дочь плечами. — Мне так хотелось повеселиться! А
Немченко медленно поднял пистолет со стола.
Машка, подумал он. Машка моя обычно ходит ногами. В глазах его стояли слезы, и он почти не увидел Машку, когда повернулся. Только ее силуэт. Только.
— Если я ошибся, мне не будет прощения, — с трудом произнес он. — Я знаю. Но мне и так нигде и никогда не будет прощения.
— Папа? — взвизгнул ее тонкий голос. — Папа, ты что?!
Он впился пальцем в спусковой крючок. Громовые выстрелы вспороли тишину. Раз, два, три… Он стрелял. Вылетающие гильзы скакали по полу. Вспышки выхватывали из темноты его небритое лицо. Маша! Дочка! Маленькая моя! Наследница проклятого рода, вечная неприкаянная душа.
Затвор отскочил назад, больно врезавшись в руку.
Он опустил дымящийся пистолет.
— Совсем неплохо, хотя и не ново. Ты уже как-то пытался меня расстрелять, — произнес Голос из угла. — Ты с каждым днем все ближе к сумасшествию.
— Где моя дочь? — глухо спросил Вадим. — Верни мне мою дочь! Отпусти ее и меня.
— Чтобы ты расстрелял ее на самом деле? Никаких убийств, — произнес Голос. — Твоя девочка пока побудет со мной.
— Пока?
— Пока ты не придешь в себя, Вадим. Пока ты не поймешь, что меня нельзя предавать. И пока, наконец, ты не станешь мне верным другом.
— А если я им никогда не стану? Если я им не желаю быть?!
— Тогда…, — огорченно сказал Голос. — Тогда, Вадим, считай, что свою дочь ты убил уже сегодня. Дважды. Первый раз, там, на КПП, у дома Петровского, выстрелом в затылок. И второй раз уже здесь, дома. Ранним серым промозглым утром…
КОНЕЦ