Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939—1945
Шрифт:
Поскольку тридцатилетняя война велась в 1618–1648 гг., я не мог не вмешаться: «Это слишком далекий пример для того, чтобы оправдать убийства цыган в 1941 г., не так ли?»
То, что, оправдывая свои убийственные злодеяния, он приводит в качестве причины события 300-летней давности, нисколько не смущало бывшего генерала СС.
«Как я пояснил, частично причина принятия тех решений лежала и в событиях тех времен».
Так что же было действительной причиной убийств евреев и цыган? Олендорфа почти раздражали такие вопросы. Но это же была мера самообороны, пояснял он таким тоном, будто говорил о таких же очевидных вещах, как то, что земля круглая. Евреи представляли собой постоянную угрозу для немецких оккупационных войск. К тому же однажды они сами могли напасть на немцев, и чувство самосохранения
Хита не удовлетворил этот аргумент. Предположим, заявил он, что евреи Бессарабии, Крыма и Украины с винтовками на плечах выступили против немцев. Предположим, что жены выступят вместе с ними. Но как же быть с еврейскими и цыганскими детьми? Хит задал этот вопрос Олендорфу громоподобным голосом.
Но Олендорф невозмутимо ответил: «Согласно приказу их следовало убить, как и их родителей».
Хит подался вперед со свидетельского места, попытавшись справиться с гневом, вызванным равнодушием, с которым Олендорф говорил об убийствах детей. Затем, быстро развернувшись, он снова обрушился на подсудимого: «Можете ли вы объяснить трибуналу, какую ощутимую угрозу безопасности вермахта, по вашему мнению, могли нести дети?»
Олендорфа удивило то, что Хит так долго задерживается на этом вопросе.
«Боюсь, что не могу ничего добавить к тому, что сказал в ответ на ваш предыдущий вопрос. В моей компетенции не было определение степени угрозы. В приказе говорилось, что все евреи, включая детей, представляли угрозу для безопасности этих территорий». [5]
Хит повысил голос, который теперь стал подобен грому: «Согласны ли вы, что не было абсолютно никаких реальных причин для убийства детей, за исключением того, что здесь речь идет о геноциде с целью уничтожения целого народа?»
5
Обвиняемый Эрвин Шульц также заявил по этому поводу: «Было приказано в случае необходимости расстреливать еврейских женщин и детей для того, чтобы избежать возможных актов мести».
Атмосфера в зале заседаний накаляется: все предчувствуют, что сейчас последуют какие-то ужасающие разоблачения. Можно заставить себя смириться с самыми злодейскими сценами, но целенаправленные убийства невинных детей глубоко ранят сердца людей и одновременно вызывают чувство недоумения. И Олендорф не разочаровывает ожидания аудитории, которая в беспомощном шоке выслушивает его холодный ответ: «Я полагаю, это легко объяснить с той точки зрения, что речь идет о достижении не временной, а постоянной безопасности. Ведь дети со временем вырастут и станут взрослыми. И поскольку они являются детьми тех, кто был уничтожен, в будущем станут представлять не меньшую опасность, чем их родители».
Хит застывает, чтобы дать возможность шоку пройти самому по себе. Затем он переходит к следующему вопросу. Однако по тому, как вытянулось его лицо, ясно, что он все еще думает о детях, которых следует убивать, чтобы, став взрослыми, они не попытались отомстить убийцам своих родителей. В этом высказывании содержится чистая логика, прямо как у Аристотеля, даже чересчур совершенная логика. Но и в ней должна где-то скрываться трещина, поэтому Хит переходит к допросу своего очаровательного, как сама смерть, обвиняемого: «Возвращаюсь к вопросу об убийствах детей во время массовых казней в России. Я полагаю, что вы все еще не ответили на мой вопрос. Какую непосредственную угрозу войскам вермахта могли нести дети возраста, скажем, менее пяти лет?»
Олендорф заявляет, что уже ответил на этот вопрос, поэтому, чтобы помочь Хиту, я суммирую все пояснения Олендорфа по этому поводу: «Свидетель заявил, что дети младше пяти, четырех, трех и так далее лет, как я понял, были убиты, потому что могли представлять собой угрозу для Германии в будущем. Таков его ответ, и он настаивает на нем».
Но Олендорф все же не был совсем бессердечным человеком. Была одна вещь, которая при массовых убийствах детей все же задевала его чувства. Некоторые из его подчиненных имели семьи и детей. У самого Олендорфа их было пятеро.
Олендорф обсудил этот вопрос со своим другом Эйхманом. Тот обратился в транспортный отдел (Amt II), который после этого снабдил сентиментальных убийц газвагенами. Эти транспортные средства внешне были похожи на крытые грузовики-фургоны. По бокам находились закрашенные окна, изображения цветочных горшков там, где должны были находиться окна, еще более усугубляли обманчивое впечатление. Приятные с виду автомобили подъезжали к томящимся в ожидании матерям с их отпрысками. Им говорили, что их отвезут к мужьям и отцам. Олендорф так описал эту процедуру: «По виду фургона невозможно было определить, для каких целей он использовался, и людям говорили, что их будут перевозить на новое место, поэтому люди без колебаний садились туда».
Итак, обрадованные женщины садились в фургоны, держа детей за руки или на руках. При этом некоторые улыбались, другие плакали, но все были рады поездке, после которой они окажутся далеко от жестокостей и гонений. Там они смогут начать жизнь заново на другой земле, рядом и под защитой своих сильных мужей, которые, как им сказали, уже готовят им радостную встречу.
Как только ничего не подозревающие переселенцы оказывались внутри, двери автоматически и герметично закрывались. Водитель нажимал на педаль акселератора, и внутрь подавались выхлопные газы (в которых, как известно, много окиси углерода (СО) — так называемого угарного газа. — Ред.). Женщины кричали, когда их дети падали на пол или умирали прямо у них на руках, но прежде, чем они могли спасти их или помочь восстановить дыхание, смертельный газ через легкие быстро проникал в кровь. И вскоре движущийся фургон превращался в «карету мертвецов». К тому времени, когда машина прибывала к месту назначения, как правило глубокому рву где-то за городом, все пассажиры были уже мертвы. Там они действительно присоединялись к своим мужьям и отцам, которые на самом деле ожидали их на новом месте, куда их доставили раньше с помощью автоматов и винтовок члены удивительной организации под названием эйнзатцгруппа.
Олендорфа спросили, сколько времени требовалось для того, чтобы умертвить обитателей газвагена. Бывший генерал поднес руку ко лбу, как будто пытался ускорить работу своей памяти. Об этих подробностях он, похоже, никогда раньше не задумывался. Наконец он снова опустил руку и произнес: «Насколько я помню, примерно десять минут».
Иногда газвагенов (в русском народе газвагену дали прозвище душегубка. — Ред.) не хватало на всех нуждающихся, но Олендорф всегда старался оказывать своим подчиненным посильную помощь.
«Если нам поступало три запроса, мы отправляли два фургона тем командам, перед которыми были поставлены более масштабные задачи. Все решалось просто и по-деловому».
Для эйнзатцгрупп было простым все то, что касалось применения этих дьявольских машин смерти. В переписке между командирами эйнзатцгрупп и их шефами в РСХА о газвагенах рассуждали с той же невозмутимостью, будто речь шла о простых грузовиках для перевозки угля. К тому же, принимая во внимание извечное немецкое стремление все фиксировать документально, не было недостатка в докладных записках, касавшихся этих смертоносных машин. В бесчисленных папках хранились копии писем, накладных, смет, счетов на ремонт и т. д., в которых речь шла о душегубках. В одном из писем от сотрудников тайной полиции и службы безопасности восточных территорий от 15 июня 1942 г. содержался запрос на срочную поставку одного такого автомобиля грузоподъемностью 5 тонн и 20 газовых шлангов на замену вышедших из строя во избежание возможной задержки в «специальной обработке» евреев.