Специальный агент высших сил
Шрифт:
— Ты прав.
Скрипнув сочленениями доспехов, Дон Кихот приподнялся на локтях и предложил:
— Можно прорвать оборону одним стремительным точечным ударом и захватить замок.
— Главное освободить Ванюшу, — напомнил я.
— И свергнуть Мамбуню Агагуку, — добавил черт. Для его служебного роста это, конечно же, немаловажная деталь.
— Но главное — спасти Ванюшу.
Возражений не последовало, и я задумался над тем, как это осуществить хотя бы теоретически, а уж после будем думать о том, чтобы теория не разошлась с практикой.
Итак, что мы имеем?
Против:
За: тридцать четыре викинга, привычные к звону мечей и смертельному риску; былинный богатырь Добрыня Никитич со своей любимой булавой и недюжинной силой; благородный идальго Дон Кихот Ламанчский, закованный в прочную броню с головы до ног и вооруженный найденным среди запасов викингов мечом; черт, которого скорее можно отнести к диверсантам, чем к бойцам; и я со своим… теперь уже действительно моим мечом-кладенцом. Негусто…
Осталось просчитать, как имеющимися в наличии «за» свести присутствующие «против» на нет.
Штурмовать замок в лоб, не имея никаких разведданных, глупо, но если использовать штурм как отвлекающий маневр, то можно попробовать проникнуть в замок тайно и найти Ванюшу.
Зашуршали подсохшие за ночь ветки, из которых мы соорудили лежбище. Не на каменном же полу спать? Пещера прекрасно защищает от ураганного ветра и снега, так что поддерживаемый всю ночь костер нагрел воздух в ней, но от пола и стен по-прежнему веет ледяным холодом. А остатки нанесенного на тела сиреневого крема, который защитил нас от переохлаждения в морской воде, не очень-то помогают в этой ситуации, здесь лучше бы подошли теплые тулупы. Но наши одежды сушатся у костра, а сменных попросту нет.
— Не угомонилась непогода? — поинтересовался Добрыня, потягиваясь до хруста костей.
— Вьюжит, — ответил я.
— Может, оно и хорошо?
— Это Господь нам помогает, — произнесла Ливия, перекрестившись.
— Или… — начал было черт, но, наткнувшись на строгий взгляд голубых глаз, стушевался и промямлил: — Ну… да. А то как же.
— Надумал чего? — поинтересовался Добрыня, посмотрев на мои красные от ночного бдения глаза. Мне все равно было не заснуть, а так хотя бы дал остальным выспаться и восстановить силы. А они, боюсь, ох как понадобятся.
— Да есть одна идейка, — признался я. — Так что перекусите по-быстрому, и выступаем.
— Уже не чихаешь? — намекнула Яга.
— Ой! — спохватился я. — Спасибо. Нет.
Достав из кармана пустую флягу, я протянул ее ведьме.
— Можно мне ее взять на время? — попросил Добрыня Никитич.
— Помочь хочешь? — спросила Яга. — Да.
— Бери.
Он принял флягу из моих рук и, надев высушенные вещи и сунув в поясную петлю свою верную булаву, выбрался из пещеры.
— За живой водицей, Верно, пошел, — предположила Баба Яга.
— На…
Раздавшееся около пещеры конское ржание заставило меня подпрыгнуть на месте, измерив высоту потолка пещеры своей головой. Схватив меч, я ринулся наружу.
Растущие вокруг вековые деревья защищают от ветра и поэтому видимость лучше, чем на открытой местности. При таком урагане в поле за пять шагов дорогу не различишь, а здесь в двух десятках метров почти видно.
Возле журчащего рядом ручейка сидит на хвосте вороной конь богатырской стати. Он трясет гривой и с недоверием смотрит на свое отражение в водной глади. А рядом с его передним копытом лежит на снегу оброненная Добрыней фляга Яги.
— Д-добрыня! — окликнул я богатыря, всматриваясь в снежную взвесь.
— Иго-го! — обернулся ко мне вороной.
— Добрыня? — все еще не веря случившемуся, спросил я.
— Иго-го!
И на этот раз оказалась права вещая птица.
— Но как?
Конь мотнул головой в направлении крохотного озерца размерами меньше иных луж, образованного водами двух сбегающих туда ручейков. Если память мне не изменяет со склерозом, то в одном ручейке вода живая, а во втором совсем наоборот — мертвая. А где какая — сейчас не разберешь, бережки обеих скрыты под толстым слоем обледенелого снега, у самой кромки переходящего в прозрачный ломкий лед.
Внимательно осмотрев дно озерца, я не обнаружил ожидаемого после рассказа черта отпечатка конского копыта. Там вообще почти ничего не было. Так… одна мелочь. Разномастная медь россыпью и один золотой рубль с узнаваемым гордым профилем на аверсе. «Кто не знает Вову? Вову знают все». Хотя нет, тут я не прав. Больше знают не этого Владимира, который Красно Солнышко, а несколько иного, но тоже отметившегося на рублях, хотя и века спустя. Откуда тут взялись монетки, не берусь судить, единственная идея, пришедшая на ум, это аналогия с теми денежками, которые так любят бросать туристы в фонтаны, моря и прочие наполненные водой места в надежде вернуться еще. Так что в озерце мелочь есть, а следов копыт нет. И я ничего не понимаю.
— Иго-го! — Вороной жеребец тряхнул густой гривой и поднялся на все четыре ноги. Впрочем, не успели задние гордо распрямиться, как передние разъехались, и он рухнул мордой в озерцо.
— О! — обрадовался Дон Кихот, сумевший во всем своем железе выбраться из пещеры и давший такую же возможность остальным. — Настоящий рыцарский конь. Только попона на нем странная…
— Это тулуп.
— А зачем на коня тулуп натягивать?! — удивился благородный идальго.
— Это Добрыня, — заявил я.
— Иго-го! — подтвердил богатырский конь и встал-таки на все четыре ноги.
Ливия перекрестилась сама и троекратно перекрестила Добрыню, пожелав сохранности и защищенности божьей волею. Леля потрепала коня за гриву, а викинги единодушно и с нескрываемым уважением произнесли:
— Могучий колдун.
Даже черт, вызывающе зеленея на белом фоне, расправил сохранившие белизну ангельские крылья и высказал свое мнение, правда, ему-то лучше бы и промолчать, а вот Яга не показалась из пещеры и не выглянула, словно у нас богатыри каждый день в коней превращаются. Хотя, если верить неустановленным источникам, которые зовутся скромненько и со вкусом — народ, то она как-то и сама промышляла подобным. Но то был не конь, а козел, даже еще козленок, так что никакого сравнения.