Специальный приз
Шрифт:
Вечером я вылез на балкон посмотреть на трубу. На макушке ее и в самом деле горели лампочки. Но не одна, как сказал Гарик, а две или три.
— Пап, — спросил я за ужином, — как у вас лампочку на трубе меняют, если перегорит?
— Верхолаз поднимается, там скобы есть, — сказал отец.
— А это страшно? — спросил я.
— У него страховка. Пояс с крюком. Если сорвется — повиснет на ремне.
— Ты, никак, на трубу собрался? — удивленно спросила мама.
— Что я — сумасшедший? — не очень натурально возмутился
На экскурсию мы пошли в четверг после пятого урока.
У проходной Гарик предупредил:
— Как войдем — сразу смоемся.
Тут я понял, что он успел разболтать про наш спор всему классу. Девчонки подозрительно шушукались, а Наташка смотрела на меня, как на космонавта.
Скрылись мы без всякого труда. По просьбе Гарика, проходя мимо вахтера, Филимонов поскользнулся и шлепнулся на пол. Пока движение восстановилось, мы были уже далеко.
Добежав до трубы, я с облегчением вздохнул: скобы начинались в пяти метрах от земли.
— Лезь! Пока никого нет, — торопил Гарик.
— Что я — дядя Степа? — спокойно сказал я.
— Я подсажу, — не совсем уверенно предложил Гарик.
Он осмотрел окрестности и вдруг обнаружил лестницу. Она валялась за трубой. Я вздохнул: мне опять не везло.
Гарик схватил лестницу и без посторонней помощи приставил ее к трубе. Было трудно поверить, что все это делает человек, у которого всего-навсего трояк по физкультуре.
— Ну давай!
Я плюнул от досады и полез вверх. Скобы были холодные и ржавые. Я не смотрел ни наверх, ни вниз. Вверх — чтобы раньше времени не испугаться, вниз — чтобы не видеть наглую рожу Гарика.
На высоте третьего этажа я случайно глянул вниз и не поверил своим глазам: Гарик стаскивал лестницу на землю.
— Ты что, чокнулся?! — задыхаясь от гнева, прокричал я.
— Не бойся, я для конспирации. Потом обратно поставлю, — успокоил меня Гарик и, озираясь по сторонам, спрятался за автопогрузчик.
Я посмотрел вверх. Труба вылезала высоко-высоко в небо. Над самой макушкой ползли облака, и казалось, что труба падает им навстречу. Я крепко сжал руки и, чтобы не кружилась голова, посмотрел вниз. Гарик на полных парах улепетывал обратно к проходной. Это было самое настоящее предательство.
Скоро стало ясно, что Гарик удрал неспроста. У подножия трубы стояла толпа, а совсем рядом, на кирпичной стене, где было одно-единственное окно, показалась голова. Голова сложила рупором ладони и закричала:
— Эй! Верхолаз, давай вниз!
Сопротивление было бесполезно. Я стал спускаться. Когда ступеньки кончились, мне приказали прыгать. Я закрыл глаза и прыгнул солдатиком, как с вышки. Меня поймали и поставили в круг.
— Ты откуда такой взялся? — спросил высокий парень в комбинезоне.
— На экскурсию пришел, — сказал я.
— А на трубе что потерял? — спросил дядька с блестящей лысиной.
Я молчал. Меня взяли под конвой и куда-то повели.
— Фамилию-то свою не забыл? — спросила лысина.
— Кораблев, — нехотя признался я. Эх! Если бы меня поймали где-нибудь в городе, я наверняка назвал бы Гарькину фамилию. Но здесь отпираться не имело смысла.
— Кораблев? — хором переспросила стража.
— Погоди, ты, часом, не Ильи Степановича сын, из десятого цеха? — пристально взглянув на меня, воскликнул дядька с лысиной.
Я понял, что влип. Мы стояли в трех метрах от доски Почета. Там в третьем ряду висел портрет моего отца. Стража перехватила мой взгляд. Все посмотрели на портрет, потом на меня и сказали:
— А что? Похож.
Я понял, что сейчас меня поведут к отцу. Но вдруг старый рабочий, который до сих пор молчал, сказал:
— Давай дуй к своим. Но на трубу, чур, больше не лазать!
Я дал честное слово и пустился наутек. На такую удачу я никак не рассчитывал.
Наших я нашел в два счета. Цех был широкий, как улица. Вокруг стояли высокие, в два этажа, станки, а над головой вместо неба висела стеклянная крыша. Я незаметно пристал к экскурсии и увидел отца. Он стоял на мостике и ехал вместе с резцом вдоль длинной, пузатой, как цистерна, болванки.
Я подкрался к Гарику и уколол его булавкой. Гарик подпрыгнул и сказал: «Ой!» Экскурсовод посмотрел в нашу сторону, но я пригнулся, и в кадре оказался один Гарик. Девчонки зашушукались. Никто не ожидал увидеть меня целым и невредимым.
— Ну что, залез? — спросил Гарик.
— Залез, — сказал я. — Гони мороженое.
— Чем докажешь?
— Меня с самой макушки пожарной лестницей сняли.
— Врешь!
— Не хочешь — не верь, — с достоинством отвернулся я.
— А потом? Ты что — сбежал?
— Зачем? Они меня отпустили. Только фамилию записали.
— Ты сказал фамилию? — спросил Гарик.
— Сказал, только не свою.
— А чью?
— Твою.
Гарик побледнел. Я торжествовал.
Потом мы пошли к станку, на котором работал мой отец. Экскурсовод сказал, что перед нами лобовой токарный станок, на котором сверхточно обтачивает валы для турбин токарь шестого, самого высшего, разряда Илья Степанович Кораблев.
Все повернулись в мою сторону, а Наташка Клюева посмотрела на меня, как на знаменитость. Ребята сгорали от зависти.