Спецназ ГРУ. Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны.
Шрифт:
Боец с надеждой посмотрел на министра, мысль его лихорадочно заработала и, вполне возможно, что он бы в конце концов вспомнил, но тут его взялись подбадривать и сопровождающие министра офицеры и генералы:
— Ну, же!
— Давай вспоминай!
— Ну, что же ты?! — возгласы раздавались один за другим и вместо того, чтобы ободрить солдата, они окончательно его смутили.
— Ну, кто я? — наконец, более строго спросил начавший терять терпение МОТЯ. Это было каплей, переполнившей чашу. Брови, ордена, маршальские звезды поплыли перед глазами дневального. Лицо исказила гримаса и он, наконец, дрожащими губами выдавил из себя:
— Б-Б-Брежнев! — и заплакал.
Такого финала не ожидал никто. Сопровождающие министра застыли, изобразив немую сцену из «Ревизора». Язов, придя в себя, махнул рукой, плюнул в сердцах и ушел. За ним все остальные. Оставшийся в роте Серега, посмотрев на замполита, видимо, лихорадочно соображающего, что ему теперь скажет Член Военного Совета Армии, сказал: «А так все хорошо начиналось! Вызываем в Москву!». Дневальный зарыдал в голос.
С.
В теплой дружественной обстановке
Другая забавная история приключилась с тем же бойцом, но некоторое время спустя, когда стал он более опытным воином.
Служить он старался и если бы не его заторможенность, цены бы ему не было. Кстати, не все было в этом отношении потеряно, так как туповатость свою он осознавал. В конце концов, не всем же быть Келдышами, кто-то должен уметь хорошо выполнять и более простую работу. Парень он был здоровенный и на учениях, когда надо на большие расстояния тащить на себе по тридцать с гаком килограммов груза, был незаменим.
В ту пору Советский Союз начал вести политику сближения с Западом, которая предполагала открытость во многих вопросах. На учениях войск в ГСВГ cтали присутствовать военные наблюдатели из Северо-Атлантического блока. И, если раньше факт существования в Советской Армии спецназа вообще отрицался, то теперь «вражеские» офицеры могли на учениях даже полюбоваться на разведчика специального назначения во плоти. Мало того, они могли с ним побеседовать. Но, как говорится, дружба-дружбой, а табачок врозь. Поэтому перед предстоящими учениями всех участников и, в первую очередь, солдат отцы-командиры, замполиты и сотрудники особого отдела армии проинструктировали, чтоб не вздумали ляпнуть сдуру, чего не следует. Тем не менее, советский солдат не должен был выглядеть в глазах Запада как некое зашоренное существо, неспособное к свободному общению и изложению своих мыслей. В общем, солдаты по задумке «политрабочих» должны были, при необходимости, свободно общаться с иностранными наблюдателями, но четко знать грань, которую в разговоре переходить нельзя. Задача отнюдь не простая, учитывая образовательный уровень наших солдат, некоторые из которых не способны были даже сказать, сколько в СССР союзных республик. Естественно, серегиных подчиненных инструктировали особо тщательно. Больше всего переживал по поводу предстоящего возможного общения наш герой. Наученный горьким опытом разговора с министром, он боялся, брякнув что-нибудь не то, подвести своих командиров. Серегу он любил и уважал, как отца родного. Узнав о его переживаниях, «отец родной», поговорив с ним еще раз, ободрил его и напомнил, что общаться с иностранцами надо легко и естественно, тем не менее, всегда надо помнить, чего говорить не следует. Ободренный командирским участием, солдат заверил Серегу, что, если что, то так и поступит. Иванов, конечно, не особо ему поверил. Он больше надеялся на то, что, авось, обойдется.
Учения для спецназовцев должны были начаться прыжком с парашютом в тыл условного противника. Это, пожалуй, был самый ответственный этап и не потому, что прыжки связаны с риском для жизни. Нет. Именно на этом этапе наблюдатели НАТО могли пересечься с разведчиками, так как находились на площадке приземления. На последующих этапах учений НАТОвцы их могли искать, как ветра в поле. Поэтому здесь же находился бдительный командир роты, который, наблюдая из своего УАЗика за прыжками, готов был упредить «супостата» и не дать ему своими каверзными вопросами выведать у доверчивого «русского Ивана» военную тайну. Но не упредил. Прыгнули все удачно и так же удачно приземлились.
Не помню, что отвлекло Серегу, но когда он снова решил посмотреть, что там поделывают офицеры вероятного противника, то не обнаружил их на трибуне. К ужасу своему, поискав глазами, он нашел их столпившимися на поле возле одного из только что приземлившихся разведчиков. Командирское сердце упало, когда в голову пришла страшная догадка. Серега скомандовал водителю «Вперед!» и машина рванула по площадке приземления, подлетая на кочках. От нетерпения он готов был выскочить из машины и бежать впереди нее.
Предчувствие его не обмануло. НАТОвцы обступили нашего знакомого и наперебой что-то спрашивали, используя переводчика. Их интересовало, что он думает о перестройке, нравится ли ему служить и когда он увольняется в запас. В общем все, что составляет тайну государственной важности. Но недаром герой нашего рассказ был уже солдатом второго года службы, молчать, подобно первогодку, было несолидно. Поэтому, как часовой на посту, отмахиваясь автоматом, он бубнил басом: «Не подходи! Не лезь ко мне! Говорят вам, когда прыгал, головой ударился! Не помню ничего! Заморочки у меня!». В общем, как и учили, беседа Востока и Запада непринужденно протекала в теплой и дружественной обстановке, и за военную тайну можно было не волноваться.
С. Козлов
Противостояние
Противоречит ли новая присяга старой?
Развал и последующий дележ Вооруженных Сил Союза разрушил некогда отлаженный и жизнеспособный организм, вырвав по живому у правопреемника Советской Империи необходимые органы. Вновь образованные суверенные государства не захотели отдавать то, что находилось на их территории. Украина, некогда первая среди равных пятнадцати республик, самая, казалось бы, близкая с Россией по духу страна, «натянула одеяло на себя». Россия же в этой ситуации, еще надеясь на добрососедские отношения и, стараясь не усложнять и без того непростую обстановку, проявила недальновидность и недопустимую слабость. Она
Очаков. Год 1992
Семнадцатая бригада специального назначения Черноморского флота по определению должна была остаться в составе этого флота, а значит и в составе Вооруженных Сил России. Однако этого не произошло.
Подробности закулисных игр, приведших личный состав бригады к украинской присяге, до сих пор остаются тайной. Немаловажную роль в этом сыграл командир бригады капитан первого ранга Карпенко, имевший в Очакове дом и связи, которые пропадали при передислокации бригады в Россию. Поддержал идею перехода во флот Украины и начальник штаба капитан второго ранга Удов, позднее уволенный из Вооруженных Сил и ныне проживающий в городе Москве. Как бы там ни было в один из дней на остров Первомайский прибыл подполковник, представитель Генерального Штаба Украины. Через два-три дня на утреннем построении бригады Карпенко сказал: «Россия от нас отказалась! Посему тот, кто не примет присягу Украине, с завтрашнего дня может считать себя уволенным из Вооруженных Сил». После него выступил подполковник Незалежной Украины, непривычный к такому количеству спирта, которым все эти дни его поил Карпенко, а потому еще пьяный. Речь его была краткой. Икнув, он сказал: «Ну, решили, так решили». Далее началось принятие присяги. Значительная часть офицеров присягать повторно отказалась. Желая служить России, они перевелись на Балтику, а также на Север и Тихий Океан. Это были наиболее подготовленные офицеры. Часть мичманов и офицеров, в основном молодых, которых ничего не держало во Флоте, просто уволилась. В бригаде остались те, кому оставалось немного до пенсии и привязанные к Очакову родственными узами, то есть женатые на местных. Одним из таких офицеров был капитан третьего ранга Александр. На момент перехода бригады в состав Вооруженных Сил Украины он командовал отрядом, имевшим очень ответственные задачи. Александр был одним из наиболее опытных и знающих офицеров, оставшихся тогда в бригаде. Женитьба на местной девушке, которая отказалась ехать с ним на Север, и возможность через год уйти на пенсию по выслуге лет, вынудили его присягнуть Украине вопреки его желанию.
Профессионализм — в жертву национализму
Украинизация быстро принесла свои плоды. С уходом ряда грамотных офицеров их вакансии заполнили люди, далекие от специфики работы бригады боевых пловцов. Уровень боевой подготовки стал падать.
Вскорости директивным распоряжением обязали всех военнослужащих говорить, командовать и вести документацию на украинском языке. Спустя некоторое время пришел и устав на украинском. Но как проводить занятия по спецдисциплинам, если все руководящие документы написаны на русском? Кроме всего прочего, новые «хозяева жизни» вмешались и в святая святых — мобилизационную готовность бригады, а также изменили принципы ее комплектования. Раньше в части служили физически крепкие ребята, прошедшие предварительную подготовку в ДОСААФ и жившие в Одесской и Николаевской областях Это позволяло в угрожаемый период в кратчайший срок доукомплектовать часть до штатов военного времени уволенными в запас моряками, приписанными к бригаде. Теперь РУХовские (РУХ — националистическое движение на Украине) идеологи настоятельно требовали, чтобы часть комплектовалась уроженцами Западной Украины, известной своими националистическими настроениями и в советские времена. Самое страшное было то, что началось расслоение в офицерской и мичманской среде. Участились высказывания отдельных офицеров в адрес их русских коллег: «Уезжайте в свою голодную Россию!». Буквально на глазах стало все разваливаться и бригада, славившаяся на все Вооруженные Силы СССР уровнем своей боевой подготовки, уже не способна была отрабатывать ряд наиболее сложных тем программы водолазной подготовки из-за отсутствия необходимого количества специалистов соответствующего уровня.