Спецназ всегда Спецназ. Прорыв диверсанта
Шрифт:
– Так, рано обрадовались. Фамилия, – он ткнул пальцем в грудь ближайшего бойца.
– Рядовой Митюшов.
– Заступаешь на пост. И чтобы не спал, наблюдая за местностью.
– Чего за ней наблюдать, немец спит, – пробубнил кто-то сзади.
– Немцы могут выслать штурмовую группу. В два счета вас, сонных, вырежут.
Саша вернулся в окоп по соседству с Федотовым. Тот сидел в своей излюбленной позе на бруствере, свесив ноги в окоп, и, запрокинув голову, пил из фляжки.
– Хочешь хлебнуть? – он протянул фляжку Саше.
– Вода?
– С немца
– Хлебну немного.
Саша сделал три глотка. Хорош коньячок. Вкус приятный, аромат просто изысканный. Не иначе – трофейный, из Франции.
– Отменный коньяк, – похвалил Саша.
– Так это коньяк? Слыхать – слыхал, да не пробовал никогда. Думал – водка, на травах настоянная.
– У немцев вместо водки шнапс. По вкусу – как разбавленный самогон. Ты скажи лучше, где твой второй номер?
– Убило его, еще неделю назад. Мы в колонне шли, истребитель немецкий налетел, бомбу сбросил. Веришь, рядом с колонной бомба взорвалась, а убило его одного.
– Бывает, – философски заметил Саша. – А ты откуда призван?
– Из Перми.
– Далековато.
– Давай-ка спать, взводный. Чую я, завтра день тяжелый будет.
– И то правда.
Саша улегся на дно своего окопа. Полностью вытянуть ноги не удавалось – коротковат окопчик, но уснул быстро. Он еще на срочной службе в армии привык: есть свободные минуты – спи, служба быстрее пройдет.
Утром бойцы успели сбегать к Днепру умыться, а потом пришли подносчики с полевой кухни с термосами. Завтрак был скромный: ржаной хлеб, селедка с пшенной кашей и чай. В каше было больше мусора, чем пшена.
– Эх, сюда бы маслица – в кашу-то, совсем другой вкус был бы!
– Ага, еще и пшено перебрать – одни остяки.
Однако после завтрака – даже скудного – желудок перестал сосать и просить еды. Очевидно, немцы тоже позавтракали, поскольку вдалеке, на другом конце поля, заурчали моторы.
– К бою! – отдал команду Саша.
Справа от них, за перелеском, уже разгоралась стрельба. Немцы пытались прорвать оборону полка на другом участке тоже. А дальше – по излюбленному ими сценарию. Прорвав на слабом участке оборону, они бросали туда подкрепление, расширяли прорыв и растекались по тылам, добивая разрозненные подразделения.
Из-за небольшого холма показался немецкий танк – средний Т-III, за ним – еще один. За танками бежала пехота.
– Стрелять по пехоте по моей команде! – передал Саша по цепи.
Оба танка распределились по фронту, стреляя из пушек с коротких остановок.
Танк – техника более грозная, чем бронетранспортер. У него толще броня, мощнее вооружение. И поскольку гранат и бутылок с зажигательной смесью во взводе не было, вся надежда была только на Федотова.
Немцы приближались, постреливая из автоматов. Вот уже различимы лица под стальными шлемами. Танки шли медленно, чтобы пехота не отставала.
Резкий выстрел из ПТР прозвучал неожиданно. С левого танка слетела гусеница, его слегка развернуло, и стал виден борт.
– Федотов, бей в борт! – закричал Саша.
Но Федотов и без
– Не берет ружье этого гада! – в отчаянье закричал Федотов.
Конечно, ведь башня – ее боковая часть – стояла под острым углом к бронебойщику.
– Бей по мотору, авось загорится! – крикнул ему Саша.
Но не успел бронебойщик сделать выстрел, как прямо перед бруствером его окопа взорвался снаряд. Это его засекли из второго танка. Немецкий танкист остановился, не решаясь идти дальше, и издалека – из пушки – расстреливал позиции взвода.
А пехота меж тем двигалась вперед.
– Огонь! – скомандовал Саша.
Нестройно захлопали выстрелы винтовок. Один немец упал, другой, но немецкая цепь неумолимо приближалась.
Саша поставил сошки пулемета на бруствер. Передернул затвор. Прижав приклад к щеке, прицелился и дал длинную – в треть ленты – очередь по наступающим.
Пулеметный огонь оказался для немцев неожиданным. В середине цепи появилась прореха, там уже корчились от боли раненые и лежали убитые.
Саша перенес огонь с центра на фланги цепи. Не выдержав плотного пулеметного огня, немцы залегли. Да чего ж там Федотов медлит?
– Эй, Федотов, ты жив?
Тишина в ответ.
Немцы осмелели и вновь поднялись в атаку. Их подгонял какой-то офицер, размахивающий пистолетом.
Саша тщательно прицелился, дал очередь. Выпустив последние патроны, оставшиеся в ленте, пулемет смолк. Саша опустился на дно окопа, стащив туда пулемет. Надо было ставить вторую, последнюю ленту.
В этот миг рядом с его окопом взорвался снаряд, оглушив Александра и накрыв его облаком сгоревшего тола. Видно, и его огневую точку засекли танкисты. Отсюда стрелять больше было нельзя. Ведь учили же в спецназе: дал очередь-другую – перекатись, смени место. А он целую ленту из одного окопа расстрелял. Ах, Саша, Саша! Забывать стал воинскую науку.
Улучив момент, когда стрельба немного стихла, он подхватил пулемет и переполз в окоп Федотова. Одного взгляда хватило, чтобы понять – бронебойщик мертв. Его широко раскрытые глаза смотрели в небо, голова была залита кровью, а мертвая рука сжимала патрон. Жаль мужика, он был единственным серьезным бойцом во взводе, кто мог дать дельный совет, кто своими редкими, но точными выстрелами сдерживал немцев.
Саша немного приподнял голову, не высовываясь за бруствер. И посмотрел вправо, на свои позиции. Огонь вели не больше пяти человек. «Совсем хреново», – подумал Саша. Сейчас главное – если не поджечь, так повредить второй танк. До него метров двести. Если он сам не сможет этого сделать, через несколько минут бронированная машина будет утюжить окопы. Тогда – все, хана!
Саша вытащил из руки Федотова патрон, вложил в ствол и закрыл затвор. Взявшись за рукоятку, повел стволом. Вот она, эта гадина! Окрашенная серым броня, траки сверкают. Вот по ним и надо стрелять. Но ружье – не противотанковая пушка и танк в лоб не возьмет.