Спецназ. Любите нас, пока мы живы
Шрифт:
— Товарищ полковник, по деревне шарятся непонятные люди с видеокамерами. Вроде как не по-русски говорят.
Я приказываю:
— Всех собрать и ко мне на беседу.
— Есть.
Приводят. Спрашиваю:
— Кто такие?
— Да мы журналисты.
— Я вижу. Дальше что?
— Нам разрешили. Мы в командировке. Все снимаем.
— А кто разрешил?
— Да мы тут везде проехали, нам слова никто не сказал. Мы все сняли.
— На моем направлении другие порядки, — говорю. А у меня собры в подчинении.
— Видеоаппаратуру сдать на проверку. Ребята, проверьте. Есть специалисты?
— Есть, — отвечают собровцы.
— Фотоаппараты сдать.
И тут началось. Они мне:
— Может, вам шампанского? Хотите? Скоро Новый Год.
— Спасибо, не употребляю.
— Может, есть желание домой позвонить? (журналисты имели в виду свою космическую связь).
— Жена на работе, сын на службе. Звонить некому.
Я потом говорю:
— А вот бойцыто, наверное, позвонят. А ну-ка, боец, иди сюда. Мама где у тебя?
— В Сибири.
— Маме хочешь позвонить?
— Ну, что? — Обращаюсь к журналистам. — Пусть мальчик позвонит.
Поставили телефон. И мальчики по одному как пошли из окопов звонить. Но журналисты это почему-то не снимали.
— Вы, наверное, голодные? — спрашиваю корреспондентов.
— Да так, — не знают, что отвечать.
Сейчас накормим. — А у нас самих есть толком нечего было.
— Обед пока не готов, — говорю. — А русскую экзотическую кашу будем есть?
— Какую кашу?
— Ну, елки зеленые! Сколько лет в России работаете и не знаете. Ну-ка откройте им несколько банок солдатской каши с тушенкой, — командую.
Открыли им, разогрели.
— А ложки, боец? — спрашиваю. Отвечает:
— Ложек нет.
— Сухари есть? — интересуюсь.
— Есть.
— Неси.
Спрашиваю иностранцев:
— Все умеют применять сухарь вместо ложки? Вот так, смотрите… Делай, как я. — Пришлось научить этой премудрости журналистов.
— Ты что, мало зарабатываешь? — говорю корреспонденту. — Коллеги, снимите его за чашкой солдатской каши. И главный редактор за этот подвиг ему зарплату в два раза увеличит — по прибытии.
Американец-журналист, слушая все это, катался от смеха. Потом Коля Зайцев принес им чая в термосе.
— Чай будете?
— Будем.
Достали наш чайник закопченный, кружки грязные. Боец такой счастливый — домой маме позвонил — тоже закопченный — одни зубы блестят, колдует возле плиты: чай в кружках подал, несет, палец в кипяток обмакивает, улыбается:
— У меня ещё лимончик есть, — докладывает. В одной руке лимон, в другой ножичек. Порезал лимон грязными руками, подал.
Говорю:
— Сахара нет, но у нас есть новогодние подарки. Конфеты господам.
Карамельки какие-то принесли. Журналисты окончательно поняли — куда попали. Называется — передний край. Я потом говорю англичанину:
— В Москву вернешься,
— Понял.
И, молодец такой, позвонил. С войны приезжаю, жена говорит:
— Звонил очень вежливый парень, говорит с акцентом, поздравил с Новым Годом. Порядочный такой.
Я говорю:
— Он же джентльмен. Англичанин. Как он не выполнит, если слово дал.
Его звонок был как раз перед Новым Годом.
Испанцу — журналисту говорю:
— Ты-то сюда зачем приехал? У вас в Испании своих проблем предостаточно.
К американцу обращаюсь:
— Он, наверное, думает. Сейчас какой-то Хулио идет по белоснежному пляжу с белоснежкой, а потом на яхте в том же составе читает его материал о Чечне. А оно ему это надо там, в Испании? Или ты им стрессовыми ситуациями пищеварение улучшаешь?
— А можно мы снимем, как ваши солдаты стреляют? — просят меня журналисты.
— Да зачем вам эти игрушки?
Пацаны говорят:
— Товарищ полковник, а что? Можно поработать.
Танк вылетает. Журналисты к нему вплотную. Танк как шарахнул. Все корреспонденты на задницу упали.
— Сняли, — говорю. — Достаточно.
Нормально, в общем, людей приняли. И отправили их в тыл для их же блага. По документам, они все в Москве были прописаны. Как они к нам попали?
Они уехали очень довольные. Но на прощание опять пожаловались, что зарплата за эту командировку на войну у них будет маленькая — ничего не удалось снять. Прилетел вертолет и увез корреспондентов от греха подальше.
Однажды была чеченская попыточка количеством человек в двадцать подсесть к нам ближе — для последующего прорыва в ночное время. Все они скрытно сосредоточились в доме — в метрах 200–300 от нашей передовой. Разведчики засекли их, дали возможность сосредоточиться. Потом с двух направлений всю эту группу в доме уничтожили огнеметами «Шмель», чем показали боевикам, что глаза у нас есть, уши тоже на месте. После этого новые попытки прорыва через Сунжу были исключены. Потому нас перебросили. Поступили твердые данные, что боевики через Сунжу не пойдут. Это была основная причина нашего отвода.
Ночами мы жестко гоняли чеченцев. Некоторые военные обозреватели, знающие бой со стороны, пишут в своих обзорах: «Российские штурмовые группы грешили однообразием мышления». Не знаю. Мы размышляли творчески. Позывные у нас, конечно, были от кутюр — «Плэйбой», «НикитЮ», в 33-й бригаде «Прицел». Чечены переговаривались в эфире: «Что за отморозки против нас, урки что ли?»
Я с минометчиками посидел, подумал:
— Давайте разнообразим огонь. Я вам скажу: «Трубы врозь». Значит, каждый миномет стреляет в свою зону.