Спецназовец. Власть закона
Шрифт:
– Спасибо, немного полегчало, – хладнокровно ответил генерал Алексеев. – А ты, внучок, впредь будь хоть чуточку осторожнее. В твоем возрасте уже пора научиться отличать порядочных женщин от… гм…
Непечатный эпитет господин генерал проглотил, из чего следовало, что настроение у него нормальное и никакого форсмажора в его жизни на данный момент не наблюдается. «И то хлеб», – подумал Юрий, чередуя затяжки с глотками. Протрезвел он уже давным-давно, но демонстрировать это пока не торопился.
– Значит, вы меня пасли, – сказал он. – А зачем, если не секрет?
– Хочешь честно? – проникновенно произнес генерал. – Я пока и сам толком не знаю.
Якушев демонстративно зевнул и посмотрел на часы.
– Ух
– Не паясничай, – строго одернул его Алексеев. – Если мне не по чину палисандровый гроб, это не значит, что я не могу позволить себе поездку на такси. И вообще… Вообще, сынок, ты сильно-то не ершись. Я действительно пока не могу сказать тебе ничего определенного, это все скорее из области предчувствий… Но что-то мне подсказывает, что у нас вот-вот образуется дело как раз по твоему профилю.
– То есть?..
– Это трудно объяснить, н-но… Ну, ты же помнишь этого своего террориста, из-за которого у тебя вышла… гм… размолвка с Копытиным?
– Как не помнить!
– Его фамилия Орешин. Орешин Станислав Степанович. По образованию геолог, последние три года работал в представительстве независимой коммерческой экспертной компании, занятой в основном оценкой запасов полезных ископаемых в различных месторождениях по всему шарику…
– И?..
– Да не знаю я! – раздраженно пробасил Ростислав Гаврилович. – Не знаю, но чувствую тут какую-то подлянку. Понимаешь, видимых причин для того фортеля, что он выкинул, у него не было. Хорошая работа, приличный даже по московским меркам доход, чудесная семья – мудрая да вдобавок еще и красивая жена, две любимые дочки, великолепные характеристики, безупречная медицинская карта – хоть ты в космос его посылай. А вместо космоса он оказался – сам знаешь где… В ходе вскрытия в его крови обнаружили лошадиную дозу некоего психотропного препарата, каковой факт, по-моему, многое объясняет.
– Да, – подумав, согласился Юрий. – Водкой от него не пахло, а трезвый, психически нормальный человек такие требования выдвигать не станет. Президента ему подавай! Да еще и с премьером. Да. Ну, и что, собственно?..
– Не знаю, – в третий раз повторил Алексеев. – Но чувствую что-то такое… по нашей части.
– Вот, – сказал Якушев. – А вы говорите: зачем, мол, генерала по морде? Да его убить мало! Если б ему не так сильно хотелось скомандовать «Огонь!», я бы благополучно взял этого клоуна с гранатой живьем, он бы со временем очухался и рассказал бы, кто и почему напичкал его отравой, сунул в руки наган и лимонку и отправил умирать на глазах у пораженной публики…
– Я все время поражаюсь, какой ты чертовски умный, – сказал Ростислав Гаврилович. – Одного не пойму: почему при таком уме ты до сих пор не генерал?
– Тьфу, – непочтительно отреагировал Якушев. – Делать-то мне что?
– Ждать и быть наготове.
– А трибунал?
– Трибу… что? Я тебя умоляю! Усвой наконец, что статус полевого агента с широкими полномочиями дает не только полномочия, но и… ну, в общем, некоторые льготы.
– Правда? Пистолетик, пожалуйста, верните!
Ростислав Гаврилович молча протянул ему пистолет рукояткой вперед. Якушев залпом допил кофе, сунул зашипевший окурок в остатки гущи на дне, принял пистолет, пропеллером закрутил его на продетом под предохранительную скобу указательном пальце, отчетливым движением остановил вращение, дунул в ствол, засунул пистолет под мышку и с достоинством представился:
– Бонд. Джеймс Бонд.
– Тьфу, – в свою очередь сказал его превосходительство.
В салоне полицейского «БМВ» было накурено, как в театральном сортире во время антракта. Снаружи стыл сырой, дождливый октябрьский вечер, по стеклам лениво ползли, дробя свет фар пролетающих мимо автомобилей, струйки воды. Стекла все время норовили запотеть, и, чтобы не тратить казенный бензин на обдув и обогрев, окна приходилось держать приоткрытыми. Это способствовало частичному удалению из салона табачного дыма, но, увы, не добавляло комфорта: в щели тянуло знобкой, пробирающей до костей сыростью, и самодельные ковровые чехлы сидений на ощупь казались влажными.
Стараясь не коситься на уставленный ему в переносицу, как пистолетный ствол, любопытный глаз видеорегистратора, капитан Меркулов закончил заполнять протокол, вручил нарушителю квитанцию и отпустил его с миром. Они расстались недовольные друг другом: будь их воля, они уладили бы дело иначе, без писанины, очередей в сберкассе и прочей волокиты – вот именно миром, к обоюдной выгоде. Но видеорегистратор бдительно стоял на страже государственных интересов, и это не могло оставить капитана Меркулова равнодушным: было очень неприятно сознавать, что деньги, которые он привык считать своей законной добычей, теперь присвоит кто-то другой, у кого их и так куры не клюют.
Наличие в салоне электронного стукача казалось тем более обидным, что дежурили они сегодня в довольно-таки хлебном местечке, на двенадцатом километре загородного шоссе, ведущего в аэропорт. Сине-белый «БМВ» затаился под прикрытием полуоблетевших кустиков на обочине второстепенной дороги, и вооруженный ручным радаром напарник Меркулова прапорщик Дыгайло исправно, с периодичностью в десять – пятнадцать минут доставлял сюда отловленных на трассе лихачей, которых тут было хоть отбавляй.
Отпущенный капитаном нарушитель скоростного режима, направляясь к своей машине, мимоходом сказал что-то топтавшемуся поодаль с радаром в руке прапорщику. Дыгайло набычился – видимо, нарушитель прошелся насчет видеорегистратора, наступив на мозоль, с некоторых пор ставшую у сотрудников ДПС любимой, – но связываться не стал, ограничившись тем, что проводил остряка долгим, пристальным взглядом. Остряк уселся за руль своего дорогого японского «кроссовера», запустил двигатель и укатил. В свете фар проезжавшей мимо машины капитан отчетливо видел, что он даже не подумал пристегнуться ремнем безопасности: семь бед – один ответ. Меркулов потянулся за микрофоном рации, но, передумав, вяло махнул рукой: а мне это надо?
Закурив очередную, бог весть которую по счету сигарету, капитан откинулся на спинку сиденья. Слева, на юго-западе, раскинулся мутный, размытый на полнеба электрический купол. Там была Москва – город, ради сомнительного удовольствия быть законным обитателем которого Николай Меркулов много лет назад связал свою судьбу со службой в милиции. Поодаль островком яркого света в безбрежном океане сырой октябрьской мглы виднелась заправочная станция. У колонки с дизельным топливом стоял мощный седельный тягач со сверкающей хромом цистерной. Во времена детства и юности Николая Меркулова такие машины были фантастическим дивом, увидеть которое можно было только на экране кинотеатра, в каком-нибудь западном фильме. Теперь они превратились в обыденное зрелище, в такую же помеху движению юрких легковушек, как и замызганный «КамАЗ» с эмблемой какого-нибудь провинциального ДРСУ на дверце. Мир вокруг менялся буквально на глазах, а жизнь в общем и целом оставалась такой же, как прежде: хочешь жить – умей вертеться.
Час пик давным-давно миновал, и катившийся в сторону аэропорта транспортный поток был неравномерным – то пусто, то густо. Мимо, волоча за собой длинный хвост нетерпеливо моргающих указателями левого поворота легковушек, проползла большегрузная фура. Потом полоса встречного движения очистилась, и, проводив колонну взглядом, капитан увидел, как вереница мигающих оранжевых огоньков стремительным ручейком потекла влево, огибая препятствие. Дыгайло прохаживался по обочине, засунув под мышку радар, и тоже курил, по-солдатски держа сигарету огоньком в ладонь.