Спецназовец. За безупречную службу
Шрифт:
Там, в крематории, Юрий имел случай впервые в жизни увидеть немногочисленных родственников Камышева: заплаканную женщину лет сорока, не красавицу, но очень обаятельную, симпатичную молодую девицу, тоже в слезах, и какого-то хорошо одетого штатского колобка с бледной, растерянной, какой-то пришибленной физиономией. Колобок не плакал, потому что был мужчина, хоть и шпак, но почему-то из всех троих именно он показался Юрию самым подавленным и убитым горем – действительно, краше в гроб кладут.
И, кстати, о гробе: его так и не открыли.
По окончании фарса, в который неизменно выливается любая, даже самая искренняя попытка людей выразить свои чувства официальным порядком, с соблюдением всех обычаев, традиций и правил, генерал Алексеев усадил Юрия в свою машину и дал, наконец, разъяснения, в которых Якушев к этому
Дело обстояло следующим образом. После выхода в отставку, выписки из госпиталя и непродолжительного периода реабилитации свежеиспеченный генерал-майор Камышев отправился погостить в свой родной город Мокшанск, расположенный на реке Мокше, где (в городе, разумеется, а не в реке) у него до сего дня проживала сестра с мужем и дочерью. Это были те самые люди, которых Юрий видел в крематории – сестра Камышева Валентина, племянница Марина и зять Михаил Горчаков, директор местного филиала НПО «Точмаш». (Тут Юрий слегка удивился: это ж какой души должен быть человек, чтобы так горевать не об отце или матери, а всего-то о брате жены!)
Погостив у родни чуть более двух недель, Камышев собрался восвояси, в Москву. Выехал засветло, в середине дня, трезвый, как стеклышко, и без каких-либо признаков недомогания, но километрах в двадцати от городской черты Мокшанска отчего-то не справился с управлением, вылетел с трассы на крутом повороте и, согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, скончался из-за полученных в результате аварии, несовместимых с жизнью травм. «Этими самыми травмами, надо полагать, и объясняется то обстоятельство, что хоронили его в закрытом гробу», – закончил Ростислав Гаврилович, и Юрию почему-то очень не понравилось это как бы между прочим, для красного словца, ввернутое «надо полагать».
Далее выяснилось, что его превосходительство, состоявший с Камышевым в давних приятельских, почти дружеских отношениях, незадолго до начала траурной церемонии успел переговорить с родственниками погибшего. Ничего нового и интересного родственники ему не рассказали: да, гостил, да, уехал… Гостил тихо, в рамках приличий, без гусарства, лишнего на грудь не принимал, скандалов и, упаси бог, драк не затевал, в уличных инцидентах не участвовал, врагов в городе не имел ввиду многолетнего отсутствия… Господи, горе-то какое! Ведь столько лет на войне, весь в дырках, как решето, а погиб средь бела дня в какой-то нелепой дорожной аварии…
Составленный прибывшими на место происшествия сотрудниками ГИБДД протокол не поддавался двоякому истолкованию: превысил скорость, не вписался в поворот и слетел с дороги. Врачи осторожно добавляли: возможно, на быстроте реакции сказались последствия недавней контузии.
В общем, человеку внезапно и очень не вовремя стало нехорошо – голова закружилась, потемнело в глазах, а может, просто отвлекся или слишком глубоко задумался…
Если подумать, Юрий не видел в этой ситуации ничего сверхъестественного или хотя бы просто необычного. С контузией не шутят, а чуть меньше тысячи километров за рулем по скользкой зимней дороге – не пустяк даже для абсолютно здорового человека. Дорога есть дорога; один знакомый гибэдэдэшник как-то признался Юрию, что очень большой процент дорожно-транспортных происшествий происходит по совершенно непонятным, необъяснимым, а сплошь и рядом просто невозможным причинам: этого не могло случиться, но это случилось, и что тут еще скажешь?
«Вполне возможно, – сказал, выслушав это глубокомысленное рассуждение, Ростислав Гаврилович. – Но я спинным мозгом чую: что-то тут не так». – «Так я смотаюсь в этот Мокшанск», – подавив недовольный вздох, предложил Якушев.
Немедленно выяснилось, что господин генерал им абсолютно неправильно понят, и что со своим предложением Юрий сильно поторопился. Случай был прямо-таки уникальный: его превосходительство, как оказалось, затащил майора Якушева в свою машину не затем, чтобы поставить перед ним очередную боевую задачу, а чтобы посоветоваться. «Тебе что, больше нечем заняться? – сказал господин генерал, сердито поблескивая темными стеклами очков. – Я уже послал туда человека, чтобы навел справки и осмотрел машину, и обратился к серьезным людям в МВД с просьбой хорошенько разобраться в этом деле. Так что в Мокшанск тебе ехать незачем. Не печалься: насколько я понял, ты от этого ничего не потеряешь. Просто чувство какое-то странное, сам не пойму, откуда оно взялось. То ли гроб этот закрытый мне покоя не дает, то ли погода на мозги давит… Так ты думаешь, тут все чисто?» – «Ничего я на самом деле не думаю, – честно признался Юрий. – Чтобы что-то думать и, тем более, делать выводы, нужно располагать информацией. То, что вы мне сейчас рассказали, это не информация, а официальная версия. Никаких противоречий я в ней не наблюдаю, но это еще ни о чем не говорит. В общем, если считаете нужным разобраться – разбирайтесь. Вернее, пусть ваши знакомые из МВД разбираются. Если это убийство, то спланировали и осуществили его наверняка не спецслужбы – кому это надо, он ведь был солдат, а не шпион. Да и джигиты с Кавказа вряд ли поехали бы за ним в эту дыру. А если бы поехали, то не стали бы мудрить, обставляясь под несчастный случай, у них в этом плане все просто и ясно: или бомба под капотом, или очередь в упор… Так что возможных мотивов убийства всего два: или корыстные побуждения, или месть. Городок, если я вас правильно понял, маленький, все у всех на виду, и найти виновных ребятам из следственного комитета не составит никакого труда. А что до ваших ощущений, так это, товарищ генерал, извините, голые и вполне объяснимые эмоции. Был хороший человек, и вдруг его не стало – кому это понравится? Нехорошо это, несправедливо. И сразу хочется кого-то за эту несправедливость наказать. Дорогу не накажешь, даже если она в чем-то виновата, вот вам упыри по углам и мерещатся…»
«Советчик из тебя, как из филина пианист, – оценил его старания Ростислав Гаврилович. – А еще философ!» – «А зачем ударяться в философию там, где вполне достаточно простого здравого смысла?» – возразил Якушев. «Ну, может, ты и прав», – неохотно признал генерал. Выглядел он, несмотря на показное недовольство умственными способностями подчиненного, слегка успокоившимся, и на этом дискуссия завершилась ввиду полной бесполезности дальнейшего переливания из пустого в порожнее.
Очень скоро Юрий не то чтобы забыл об этом разговоре, а просто положил данное воспоминание на дальнюю полку рядышком с другими: как совершенно справедливо заметил генерал Алексеев, у него хватало собственных дел и забот. Время шло, Ростислав Гаврилович более не упоминал ни о Камышеве, ни о Мокшанске, и мало-помалу Юрий пришел к выводу, что тогда, сидя в генеральской машине и сквозь запотевшее оконное стекло любуясь зданием крематория, был прав: Камыш погиб случайно, и все, что можно предпринять в связи с этим печальным событием, это смириться и сохранить о покойнике светлую память.
И вот теперь генерал опять заговорил о Мокшанске, причем в совершенно неожиданной и довольно странной связи.
– Ну, – не дождавшись продолжения, ворчливо буркнул он, – еще что-нибудь скажешь?
– Рейдерский захват в Мокшанске, – раздумчиво, будто пробуя это предложение на вкус, проговорил Якушев. – Да, прогресс таки не стоит на месте. Вот уже и до глубинки добрался… А захватили, как я понимаю, этот, как его… «Точмаш», да? Ну, где зять покойного Камышева директором.
Ростислав Гаврилович немного помолчал, дымя сигаретой и вертя на столе полупустой стакан с минеральной водой.
– Все-таки котелок у тебя варит, – признал он, наконец. – Как догадался?
– Простая цепочка ассоциаций – поверхностных, первого порядка, – пожав плечами, объяснил Юрий. – Мокшанск – Камышев – его зять, он же директор завода, – «Точмаш». И потом: во-первых, этот «Точмаш» – единственное предприятие в Мокшанске, о котором я слышал. А во-вторых, рейдерский захват молокозавода, комбината хлебопродуктов, лесопилки, или чем там еще может похвастаться эта дыра, – вещь, хотя и теоретически возможная, но вряд ли способная заинтересовать наше ведомство. И, в частности, вас, товарищ генерал.
– Действительно, все просто, – подозрительно ровным тоном согласился Алексеев.
– Интересно, что это за «Точмаш» такой, – задумчиво произнес Якушев. – Точные машины какие-нибудь? Или точильные?..
– Да нет, сынок, – усмехнулся Ростислав Гаврилович, – не точильные и не точеные, а вот именно точные. Заводик-то любопытный, непростой. Если интересно, послушай.
– Весь внимание, – сказал Юрий, про себя подивившись многообразию форм, в которые его превосходительство ухитрялся облекать такой простой, незамысловатый процесс, как постановка перед подчиненными боевой задачи.