Список Ханны
Шрифт:
— Потому что я попала в аварию. Мамочка всегда говорила: надо надевать хорошее белье, когда выходишь из дому, потому что можешь попасть в аварию.
Майкла, кажется, это развеселило, непонятно почему.
Потом он помог ей дойти до ванной комнаты, сам остался за приоткрытой дверью. Он был очень заботлив.
— Где ты лег? — спросила она, когда он вел ее обратно, обвив рукой талию.
— На софе.
— О господи, там спит Душка.
— Я это заметил.
Мэйси сочла должным объяснить:
— Когда я купила новую софу, я убеждала ее уйти спать в другое место. Но она
Он снова улыбнулся.
Она склонила голову набок.
— Ты знаешь, что ты красивый, когда улыбаешься? Я уже говорила раньше? — Она протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до его щеки. Она была колючей. — Тебе надо чаще улыбаться.
— Я подумаю над этим.
Последний раз он разбудил ее около четырех ночи.
Его одежда смялась, кажется, он так и не спал. Когда она проснулась сама, было шесть часов. Осторожно села и ждала, что на нее обрушится боль. Голова болела, но уже не так пронзительно, и, хотя каждый мускул в ее теле протестовал, она спустила ноги с кровати, сначала одну, потом другую. Посидела несколько минут, собираясь с духом.
Набравшись храбрости, встала, опираясь обеими руками на ночной столик. Выпрямилась и почувствовала себя более уверенно. Мелкими шажками вышла из спальни в гостиную и увидела спящего на софе Майкла. Одна рука заложена за голову, нога свешивалась, так что ступня покоилась на вытертом коврике. На его груди устроились Душка и Мирна. Снежок спал на спинке софы, свернувшись в белый пушистый клубок. Сэмми тоже спал около кофейного столика и посапывал во сне. Кошки пошли на перемирие с пришельцем и позволили ему провести здесь ночь. Первой проснулась Душка. Увидев Мэйси, она вскочила, выгнув спину, потянулась и выпустила когти в рубашку Майкла. Он открыл глаза и, увидев Мэйси в длинной майке с котятами, улыбнулся:
— Тебе нельзя вставать.
— Ничего, я уже встала.
Он сел и осторожно освободился от кошек.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как будто вылетела из велосипеда и ударилась об асфальт. Как я выгляжу?
Он по-мальчишески ухмыльнулся.
— Как будто ты упала с велосипеда и здорово ударилась об асфальт.
Встал и провел рукой по спутанным волосам.
— Я бы не прочь выпить кофе.
— Я тоже.
Она вдруг вспомнила, что Майкл вчера из-за нее остался голодным.
— Ты когда ел последний раз?
— Я кое-что нашел в холодильнике.
Мэйси замерла.
— И какого вкуса это было?
— Трудно сказать. Какие-то остатки, кажется, от рыбной запеканки.
— Это была еда для кошек.
Выражение лица Майкла ее рассмешило. Глаза его округлились, он провел языком по губам, как будто хотел убрать вкус.
Если бы не было так больно, Мэйси бы громко рассмеялась. Но вместо этого она жестом успокоила его.
— Я сама так часто делаю. Не волнуйся, я готовила сама, это не кошачий корм.
— Это было неплохо, и неудивительно, что все кошки около меня собрались.
Она двинулась к кофеварке, но он остановил ее:
— Я сам приготовлю.
— Спасибо.
— Мне надо ехать домой. После кофе, конечно.
Он приготовил кофе, разлил в две кружки, одну принес Мэйси.
Выпив наспех кофе, Майкл заторопился уходить, но в дверях остановился.
— Обещай, что позвонишь, если понадобится что-нибудь.
— Конечно.
Ей не хотелось, чтобы он уходил, с трудом верилось, что он провел здесь ночь.
— Харви обещал зайти к тебе попозже.
Она сидела, держа в руках кружку с кофе. Кошки собрались у ее ног. Сэмми не отставал.
— Спасибо, — прошептала она, — извини, что была такой обузой.
Он подошел и приподнял ее лицо. На какой-то миг ей показалось, что он сейчас ее поцелует. И ей очень этого хотелось. Но он не стал.
— Ты не была мне обузой, Мэйси. Я рад, что ничего серьезного не произошло.
Он направился к выходу, лавируя между картинами, книгами и корзиной с бельем, которые теперь были свалены на полу.
Утонченный доктор Эверетт маневрировал среди хаоса ее дома. Это зрелище подчеркивало разницу между ними.
Сердце ее упало.
Глава 26
Покидая Мэйси, я был убежден, что и без меня с ней будет все в порядке. Никаких признаков сотрясения мозга не обнаружилось, на следующей неделе она окончательно поправится, останется лишь несколько маленьких шрамов как напоминание о несчастном случае. Я настоял, чтобы пару дней она провела дома, и предупредил, чтобы не волновалась по поводу своей незаконченной настенной росписи в нашей клинике.
Я просто сбежал от нее — потому что испытывал большое искушение поцеловать ее снова. Не понимал, почему меня тянуло к ней. Несколько раз за ночь я подходил и смотрел, как она спит. Один раз я приложил губы к ее лбу целомудренным поцелуем, каким обычно целуют детей на ночь, и поспешил отойти с чувством вины.
Сначала я заехал в экспресс-кафе, где можно не выходя из машины получить кофе, взял двойной эспрессо и, чуть отъехав, выпил, нуждаясь в дополнительной порции кофеина, чтобы прийти в себя. Сказывалась ночь, проведенная на софе с двумя кошками на груди, и третьей над моей головой, и собакой внизу, на ковре. Что не способствовало и без того прерывистому сну. Ко всему прочему, пес еще и храпел.
Кофе меня взбодрил. Закрыв глаза, я вспоминал свою реакцию на звонок из госпиталя, когда узнал, что с Мэйси произошел несчастный случай. Они не вдавались в детали. Я прекрасно знал, что не принято рассказывать по телефону подробности состояния больного, и все же пытался выяснить, что с ней. Они, естественно, мне ничего не сказали.
Кроме нескольких случаев, уже в конце жизни Ханны, не помню, чтобы я так несся в госпиталь за все десять лет своей практики. Мое сердце бешено колотилось к тому времени, когда я прибыл в приемное отделение. Вначале я испытывал страх, что Мэйси пострадала серьезно, но, прочитав результаты обследования, убедившись, что все обошлось без серьезных травм, вдруг дико на нее разозлился. Хорошо, что она не могла видеть моей реакции. Хотелось схватить ее за плечи и потрясти как следует за то, что она ездит на велосипеде по улицам Сиэтла с его сумасшедшим движением, да еще в час пик. Где ее разум?