Сполна Заплатишь

1

– Джон Милле, ты герой!

Одноместный кэб, украшенный потемневшим от старости гербом, выплясывал на кочках и выбоинах. Джон Милле сидел на жестком сиденье позади завернутого в звериную шкуру, патлатого кучера. Любовался пейзажем.

– Ты герой, Джон Милле! – повторил всадник, ехавший верхом на породистом караковом жеребце рядом с экипажем. Это был красивый, плечистый юноша лет двадцати-двадцати двух в плаще и шерстяном берете на темных, вьющихся волосах. – Ты достоин лучшей награды!

– Что во мне героического, Бойс, не скажешь? – Джон подпрыгнул

на очередной кочке и мучительно сморщился. На втором часу путешествия по горной дороге его отбитый зад вопиял и молил о пощаде.

– Ты спас меня от смерти, приехав во время, – проникновенно сообщил всадник, сдерживая своего горячего коня, который все норовил пуститься галопом, но вынужден был тащиться рядом с еле ползущей повозкой, – день-два, и я бы благополучно преставился со скуки среди всех этих холмов и долин. Ты глянь, красотища, аж зубы сводит!

Джон послушно огляделся. Всадник не лгал.

Гордые горы, обступившие путь, теснили друг друга гранитными плечами. Над ними рокотало небо. Ветер, пахнущий близким морем, чесал косматые вихры вереска. Из-за склонов холмов выплывали обширные поляны, на них паслись стада высокогорных шотландских коров. Животные, жуя, провожали погромыхивающий экипаж враждебными взглядами из-под спутанных челок.

– Волшебные виды, – подтвердил Джон, – мне кажется, я попал в балладу о Макбете. Все жду, когда из тумана возникнут три ведьмы и начнут предрекать мне будущее. Однако ты упомянул награду, друг. Чем ты собрался наградить меня за приезд?

– Ты забыл, какой завтра день, Банко? – ощерился всадник.

– Первое мая, что с того? Почему ты скалишься, как сатана? Задумал проказу?

– Поверить не могу, ты забыл, что завтра Бельтайн! Ты, сказочник, грезящий о ведьмах, духах и водяных! Друг чертенят и товарищ нечисти, кум призраков, гномий собутыльник, чародей кистей и красок! Забыл, что завтра самый волшебный день в году после Самайна? Праздник кельтского божка Белена, который вызовет с того света орды веселых мертвецов! Завтра у Круга Друидов, что в тридцати минутах езды от моего дома, будет шабаш, Милле. Я отведу тебя туда. Ты попадешь в сказку, в самое пекло!

«Первое мая, – подумал Милле, вслушиваясь в болтовню друга, – надо же, мы не виделись три месяца, а кажется – вчера расстались».

Лайонел Бойс был единственным другом Джона, они вместе учились в Королевской Академии художеств в Лондоне, вместе жили, вместе познавали секреты живописи. Два лучших ученика, одинаково одаренных, но при этом совершенно разных. Один спокойный и рассудительный, второй – настоящий сорванец.

В феврале Бойс уехал домой в Шотландию. В родовое поместье Тэнес Дочарн, расположенное в Шотландском нагорье недалеко от городка Каррбридж, его вызвали семейные обстоятельства. Из этого самого поместья Бойс едва не направился прямиком на кладбище.

– Как тебе моя идея с шабашем, Милле? Готов к приключению?

– Я-то готов. Лишь бы ты не начал умирать.

– С умиранием покончено, Джон. Я здоров как бык. Хотя не скрою, было худо. Я горел в аду, харкал слизью две недели. Мой грум подтвердит. Подтверди, Норри.

Возница буркнул что-то по-гэльски.

Болотная лихорадка, свирепствующая по весне в здешних верещатниках, больше чем на месяц уложила Бойса в постель. Мать Бойса писала Милле, когда ее мятущийся в горячке сын был не в состоянии держать перо, что рассчитывать на лучшее они пока не смеют. Слава небесам, молодой организм победил недуг. Бойс выбрался из постели худой, трясущийся от слабости, обескровленный. Но быстро набрался сил и принялся страдать от избытка энергии и скуки.

Стоило ему заикнуться о визите Милле в Шотландию, как Джон покидал вещи в чемодан и уже через день трясся в дилижансе, идущем до Каррбриджа. Он здорово соскучился по другу, по его задору, которого остро не хватало в чопорной атмосфере Лондона.

– Расскажи мне про Лондон, Милле!

– Лондон стоит, Бойс. Все по-старому.

– А Братство? Как с ним обстоят дела?

– Я каждую неделю слал тебе письма в твою глушь, Бойс. Описывал последние события. Излагал последние новости. Со щепетильностью отпетой сплетницы перемывал косточки нашим общим знакомым. Не говори мне сейчас, что я делал это напрасно. Ты читал мои письма, Бойс?

– Я ими зачитывался!

– Значит ты в курсе дел Братства. Ты на редкость осведомленный человек для вашей дикой местности.

Бойс весело рассмеялся.

Год прошел с тех пор как на одной из лондонских выставок они познакомились с двумя юными художниками, друзьями, вроде них самих. После вечера возлияний и споров выяснили, что нашли единомышленников, мечтателей, готовых воевать, менять стереотипы, творить по собственному замыслу в обход академизма, как творили Рафаэль, Перуджино, Фра Анжелико. Так в Лондоне родилось и теперь ожидало их готовое к действиям молодое прерафаэлитское братство.

«Сотни, тысячи путей перед нами, – подумал Милле, плотнее обматываясь шарфом и разглядывая заплетенную в косички гриву коренастой пони, медленно, но верно влекущей кэб вверх по пригорку, – горизонт бесконечен, сил – в избытке. Сколько всего мы сможем сделать вместе, Россетти, Хант, я, Бойс. Сколько всего изменим…»

– Знаешь, здесь у нас верят – человек, которого ты встретишь в Бельтайн, изменит твою жизнь навсегда, – проговорил Бойс, вырывая Милле из раздумий.

– Неужто?

– Да. Смотри, Милле, как бы тебя не окрутила хорошенькая селяночка, чтобы из художника превратить в добропорядочного фермера.

– А сам ты кого опасаешься? Темпераментной колдуньи верхом на метле?

– Я, – синие глаза Бойса блеснули озорством, – как раз ничего не имел бы против темпераментной колдуньи. Смотри, мы почти приехали. Вон мой дом, Милле.

Повозка подползала к обширной подошве холма. К вершине по одному из склонов вбегала дорога. Там, кутаясь в прохладных высотах, стояло поместье Тэнес Дочарн.

Приезд Милле отмечался с помпой. Родители Бойса распорядились накрыть обильный стол в готической зале с мраморными полами и гобеленами на стенах, отапливаемой аж тремя каминами, устроили нечто вроде пира на старый манер.