Сполохи
Шрифт:
– Там и там, – ответила Миталь.
– И ты не можешь его победить?
– Мое место здесь. Я должна хранить свой народ, – тихо ответила она. – Пока я еще могу.
Мист чувствовала, что есть что-то еще, что-то важное, что она не говорит, но, пока волшебница соображала, незримая сила подтолкнула их из чаши наружу, к тропе, ведущей к почти-знакомым башням эль-Саэдирна невдалеке.
– Идите. Дети возвращаются домой.
– Я ничего не поняла, – пожаловалась Тилайна, когда они вынужденно повернулись в нужную сторону и пошли вперед. –
– Может, и нет, – согласилась Мист.
Может, в головоломке системы рилантара были и другие переменные, о которых они с сейчас просто не знают, детали механизма, о которых им и не полагается знать просто так.
– Никто не знает, кто был его отец, а кто мать, ведь нет рода Эйиладд в памяти живых: он, бывало, после пары бутылок утверждал, что матерью его была сама магия, и трудно было не поверить в это, поскольку был досточтимый ис-Эйиладд ар-Маэрэ Иллэмэйр искусен в волшебстве сверх меры, – процитировала Мист самое начало Интере ас ар-Маэрэ и запнулась.
– Ты думаешь, – обернулась на нее Тилайна, расширяя глаза так, что они, казалось, сейчас вылезут за границы ее узкого лица. – Ты думаешь, это она – его мать? Разве такое возможно?
– Откуда мне знать? – проворчала Мист, недовольная собой: надо было сразу все напрямую спрашивать. Но отшельник сбил ее с толку своим “это мой дом”. Хотя, если подумать, его слова ничуть не противоречили словам Мейли. – Мне кажется, мне есть что спросить у нашего странного проводника, когда мы вернемся.
– Но он сказал, что мы не вернемся. Что никто не возвращается.
– “Мало ли что он сказал”, – почти процитировала его самого Мист, и от этого, в самом деле, стало полегче на душе.
Дорога тем временем вывела их в эль-Саэдирн, который был куда больше, чем Мист помнила его, но город был тих и пуст. Только повсюду, где только можно, замерли, словно восковые отпечатки, его жители. Диковинный музей фигур под открытым небом, а не живое место. Тилайна замерла, с оттенком ужаса глядя на это, тогда как Мист отнеслась к этому, скорее, с естественнонаучным интересом.
– Но что это? Разве они не должны быть живы?
– А они живы, – пожала плечами Мист, изучая первую попавшуюся “статую”. – Просто замерли во времени и пространстве, знаешь, как консерва. Да что говорить, ты такая же была.
– Нет, я … я была под злыми чарами. А они – они же должны быть хранимы Миталь!
– Она их и хранит. По своему. С ними ничего плохого не случается. Они под присмотром. Никаких ссор, никаких сражений в доме Богини, все тихо и мирно, – рассудительно сказала она. – Я бы, может, тоже такой метод сохранения выбрала, если меня спросили бы.
– Но это же неправильно?
– Что-то я сомневаюсь, что в Домене Деи просто так можно было бы жить, как в обычном мире. Возделывать злаки, пасти стада, охотиться, рожать детей … ты как себе это представляешь?
– Но не так! – возмутилась Тилайна. – Неужели, когда говорят, что праведников Дея забирает в свой дом живыми, они имеют ввиду это?
– Вероятно. Относительное бессмертие. Бестревожное, безвременное, – Мист пожала плечами. – Давай найдем твоего отца и попробуем его разбудить?
– Давай, – с сомнением согласилась Тилайна.
Она с тревогой оглядывалась вокруг, и выглядела не слишком уверенно, прокладывая дорогу к знакомым Мист чертогам местной элиты, хотя дорогу, несомненно, знала. Просто вокруг было столько народу, сколько Мист не довелось увидеть на этих улицах в другое время, и все они замерли, как в диковинном музее статуй под открытым небом – только вот даже без особых знаний было понятно, что все они живые, просто время замерло для них, обратив в неподвижные столбы.
– Разве это не ужасно? – вздрогнула Тилайна, когда они прошли мимо церемониальной охраны при входе и двинулись по коридору, полному разодетых эльфов. Сейчас, приглядываясь и на таком огромном количестве визуального материала, Мист даже могла выделить основные группы по внешности среди них.
Там были такие, как Мейли, Этейн и Тилайна: с желтыми или янтарными глазами, светлой кожей, красными или рыжими волосами. Были такие, как Эррах до своего обращения: черноволосые и бледные, с синими или фиалковыми глазами. Немного, но встречались и такие, как Эльмистра: смуглые, словно поцелованные солнцем, с белоснежными гривами. И златоволосые, золотокожие, светлоглазые были тоже – четыре четко различимых типа, практически без переходных вариантов.
– По-моему, куда более ужасно было бы дать всей этой ораве вымереть от голода, потому что эта долина не может обеспечить такое количество народа едой и достойным уровнем жизни, – фыркнула Мист. – Лучше скажи, ты относишься к народу Осени, или как там оно называется?
– Народ Осени, – подтвердила она. – Один из четырех народов, составляющих эолен. Есть народ зимы, – она указала на одного из сановников, похожего на Эльмистру. – Народ Весны, – к ним она причислила темноволосого и светлокожего эолен, встреченного на пути. – И Народ Лета.
– А как так вышло, что ты – Народа Осени, а твоя сестра – Зимы?
– Дети от смешанных браков между народами рождаются одного из народов своих родителей, без ошибки или путаницы, – пояснила Тилайна. – Смешения черт возникают только в том случае, если потомки эолен заключают браки с ваэрле. Такое … тоже случается, хоть и редко, – она бросила взгляд на Воина. – Твой спутник из таких. Я вижу, что у него глаза Народа Весны или Народа Зимы, но черты лица скорее напоминают Народ Осени. Вероятно, среди его предков есть эолен двух Народов.