Спорные тайны. Часть 1
Шрифт:
Теоретически, скорость могла бы равняться почти десяти единицам. Век живи, век учись. Нужно отделить одиннадцать стограммовых брикетов урана и разместить их в хранилище радиоактивных веществ. А хранилищ радиоактивных веществ нет. Люди еще с трудом представляют, что это такое. Оставить где-то их - значит угробить сотни людей невидимой смертью.
Недавно приходили физики, супруги Юри. Говорили о радиоактивности. Даже я со своими скромными познаниями в ядерной физике выглядел корифеем этой науки. Их коллега Езерфорд прислал им прибор, который должен фиксировать пролет ядерных частиц. При приближении к кораблю прибор начинал работать очень активно. Я показал им свой прибор для измерения уровня радиации,
Разработчики фотонного движителя, вероятно, мыслили теми же категориями, что и я и сделали свободным один сегмент, который находился в стороне от основной массы радиоактивного вещества. Туда можно было поместить ненужный уран или добавить оттуда нужное количество вещества. Во всяком случае, мне не пришлось даже в скафандре работать под прямым жестким излучением. Спасибо вам, мужики!
На обратном пути
А-7 постепенно и общими усилиями становился на крыло. Сторонники гигантизма ликовали. Зачем строить сто маленьких самолетов, когда можно построить один и посадить в него столько же людей, сколько перевозят сто маленьких самолетиков. Разница в том, что маленькие самолетики развозят людей туда, куда людям нужно, а не в то место, которое может принять огромный самолет.
А-7 разрабатывался для перевозки ста двадцати восьми пассажиров на расстояние до пяти тысяч километров. Другой вариант - "люкс" - предполагал установку в крыле двухъярусных пассажирских кабин по восемь человек в каждой - всего шестьдесят четыре спальных места. В каютах были окна-иллюминаторы для осмотра местности. В фюзеляже размещались кают-компания, буфет, кухня и радиорубка.
Механики самолета могли подходить в полете непосредственно к работающему двигателю. И кто бы отказался от использования такого самолета в военных целях? Таких не нашлось. В военном варианте на самолете оборудовалось двенадцать огневых позиций (восемь пушек калибра двадцать миллиметров и восемь пулеметов калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметров). Даже была электротележка для доставки стрелков к хвостовым пулеметам.
Бомбардировочное оборудование размещалось в крыле. Запас бомб от десяти до семнадцати тонн. Использование подвесных баков гарантировало дальность полета в две тысячи четыреста километров с бомбовой нагрузкой в шесть тонн. Десантный вариант рассчитан на сто двенадцать парашютистов.
Стандартный А-7 имел размах крыльев пятьдесят три метра и длину двадцать восемь метров. При помощи специалистов из ерманской фирмы "Орнье" длину самолета увеличили до сорока пяти метров и количество двигателей с семи довели до двенадцати, увеличив площадь крыла.
Самолет стал взлетать, но никак не мог довести практический потолок полета хотя бы до десяти тысяч метров даже с кислородным оборудованием. А ведь самолет еще должен поднять пару платформ с лесом.
Летчики и конструкторы в один голос заявили, что это невозможно, я же убеждал их в обратном. И у нас получилось применением турбонаддува смешанного с кислородом воздуха. Я сам был в экипаже экспериментального самолета и видел, как тяжело взлетал самолет с огромным грузом, пытаясь все время свалиться то на одно крыло, то на другое. Все зависело от точности крепления груза.
Мы поставили самолет на крыло. У нас будет всего лишь одна попытка, чтобы вытолкнуть меня в космос.
Я не буду рассказывать о тонкостях крепления "бурана" на фюзеляже самолета. Дополнительно были укреплены два ракетных ускорителя. Созданное ракетное топливо было почти
Старт назначен на завтра. Завтра мне исполняется пятьдесят лет. Я прилетел сюда, когда мне не исполнилось и сорока четырех лет. А завтра будет пятьдесят. Я не понимаю, с чего это люди устраивают торжества по поводу пятидесятилетий, дарят подарки, награждают орденами, радуются так, как будто человеку осталось жить еще лет пятьсот. А ведь не пятьсот. Кому-то двадцать лет, кому-то тридцать лет, единицам - сорок, но большая часть жизни прошла и нужно устраивать праздник не раз в году, а каждый день делать праздником, радоваться каждому дню и каждому утру. Вроде бы уже отбоялись и бояться уже нечего. Все, что ты делал, так и останется в состоянии работы, как будто ты просто отложил в сторону перо и вышел на кухню налить себе кружку чая...
Татьяна лежала в моих объятиях и говорила, чтобы я не беспокоился и что она утром разбудит меня вовремя, накормит завтраком и проводит до дверей, отставив у себя частичку меня. Я слушал и не понимал, что она говорит. Осознание придет потом. Я не улечу с планеты полностью, часть меня останется здесь, и будет жить вместо меня, созерцая, насколько быстро будет меняться жизнь после отлета диковинного летательного аппарата, прибывшего неизвестно откуда и улетевшего неизвестно куда.
Утром я встал сам. Пошел на кухню и приготовил кофе с булочками. Принес кофе Татьяне в постель. Я был в своем летном костюме. Присел рядом, пил кофе вместе с ней. Рассказал, что на улице прекрасное утро и попросил ее пожелать мне ни пуха, ни пера. Потом поцеловал ее, сказал "A bient?t" (Пока!) и вышел.
Я не был уверен в том, что старт будет удачным и втайне надеялся вернуться снова сюда, сказав всем, что я все сделал, чтобы выполнить мое задание, но уровень развития техники не позволил мне это сделать.
Огромное сооружение из самолета АO-7 (буква "O" добавлена для признания работы соавтора фирмы "Орнье") и оседлавшего его "бурана" казалось фантастическим сооружением, неизвестно как оказавшимся на аэродроме Ле Урже. Никто не верил, что эта этажерка взлетит. Меня и командира самолета соединял телефонный кабель. Связь работала. Самолет начал прогревать двигатели, включил свои двигатели и "буран", буду помогать своей тягой самолету.
Самолет набирал обороты своих двигателей и дрожал мелкой дрожью. Эта дрожь передавалась и мне. Двигатели "бурана" работали на треть мощности. "Tout doucement" (потихоньку) сказал командир самолета, и мы двинулись в разбег по взлетно-посадочной полосе.
Взлет был тяжелым, но мы оторвались от земли, а воздух все-таки более родная стихия для самолета, чем земля. Мы медленно карабкались в высоту. Примерно через час мне сообщили, что выше подняться не удается. На счет "три" будут освобождены замки крепления.
Я громко стал считать: раз, два, три, затем лязгнули замки, и я включил ракетные ускорители. Последнее, что я услышал по телефону, это пожелание мне счастливого пути - "Bon vojage".
"Буран" по пологой траектории полз вверх. 15, 20, 25, 50, 100, 200, 300 км и я приступил к активации фотонного двигателя. В невесомости скорость не ощущается, но приборы показали, что двигатель включился. Я отключил маршевые двигатели, и наступила полная тишина. Корабль взял курс на землю.
Я посмотрел на часы. Был полдень двадцатого века. Вероятно, пора уже переключать часы на обратный ход. Я повернул рычажок и часы на какое-то время остановились, но затем снова пошли, только стрелки стали двигаться в обратном направлении. Я улыбнулся. Все это детские игрушки. Вперед ли стрелки идут, назад ли стрелки идут, время-то все равно идет вперед. Никто еще время не останавливал и не закручивал вспять. Даже с такими часами как у меня.