Спору нет!
Шрифт:
– Какой я тебе Кукушкин? – Мишка взревел возмущенно .
– Я не Лермонтов, не Пушкин. Я блатной поэт Кукушкин! – недовольно продекламировал Цесаркин и добавил ехидно: – Прям про тебя стихи.
– Точно! – ударив себя по ляжке, нехотя ухмыльнулся Ломакин и, оглянувшись на балкон, где статуей застыла Нина, пробормотал:
– Пойдем поговорим?
– У нас с тобой общих тем нет, – осторожно заметил Цесаркин, желая быстренько прогуляться по парку с Гердой и поскорее вернуться к Нине.
– Мне про тебя Палыч все рассказал, – невзначай
– Это смотря какие понятия, – заметил Денис, взяв Герду за ошейник.
Ломакин дружески расхохотался и, направившись к калитке, столкнулся с каким-то странным парнем, копошащимся в сотовом.
– Смотри куда прешь!– рыкнул поэт зазевавшемуся человеку. Тот от страха или возмущения не смог вымолвить ни слова, а только во все глаза пялился на Ломакина. Михаил громко выругался, кляня всяких лохов, заполонивших мир, а затем в два шага догнал Дениса и его собаку.
– Я люблю ее, – высокопарно начал Ломакин без предисловий, лишь только Герда рванула по аллейке. – И собирался вернуться.
– Ты когда-нибудь поездом ездил? – пробурчал Цесаркин. – На вокзале бывал?
– Ты это о чем? – не понял Ломакин.
– Твой поезд простоял на перроне несколько лет, – принялся объяснять Денис. – А ты равнодушно проходил мимо, заглядывал в окна. А вот когда состав тронулся и уже почти отошел от перрона, тебе пришло в голову запрыгнуть в последний вагон. Только поезд вдруг набрал скорость и из доходяги-пассажирского превратился в «Сапсан». Двери закрылись автоматически.
– Я тебя понял, – пробурчал недовольно Ломакин.
– А сам чего сопли жевал? – негодующе бросил Цесаркин. – Такую женщину упустил.
– Мне всегда казалось, что Нина примет меня любого. Вот сделает Томка меня знаменитым, и я шмыг обратно к своей Тарантульке.
– Да, теперь ты мега популярен, но за все нужно платить. А Нина теперь моя. Заруби себе на носу, или где захочешь.
Ломакин хмыкнул неопределенно, а потом заявил сердито:
– Только если узнаю, что вы с братцем спектакль специально устроили, чтобы Нинку этой квартиры лишить, лично прибью.
– Брат отрицает свою причастность к погромам, – холодно пресек дальнейшие угрозы Денис. Нужно думать, кому Нина могла так насолить...
– Да только твои родственники остаются. Больше некому. Нина мухи не обидит.
– Мои тоже отпадают. Нет у них ни денег, ни возможностей творить такой беспредел.
– Подумаешь, – осклабился Ломакин. – Делов-то шпану нанять!
– Тебе виднее, – рыкнул Денис и, зло оглядев собеседника, добавил: – А если погромы твоих рук дело, пеняй на себя. Никакой Белоусов не поможет, братва тем более.
– Да знаю я, что ты крутой перец, – раздраженно пробубнил Ломакин и задумчиво потер башку. – Но если предположить, что твой отмороженный брат только лишь испортил Нинкину машину, то кто же тогда разнес к чертям собачьим хату и кабинет?
– А я тебе о чем толкую, – возмутился Цесаркин, словно объяснял основы юриспруденции Фиби-Буффе. Он собирался просить Ломакина пробить по своим каналам неведомого погромщика, как в кармане запиликал сотовый.
– Денис, – просипела в трубку Нина. – Сейчас кто-то позвонил и грязно ругался. А теперь в дверь ломится. Нам с Ромкой страшно.
Вдалеке послышался вопль младшего Ломакина.
– Ничего не страшно! Мы сейчас табуретками вооружимся! И ножами! Только вы с папой приходите скорее!
Цесаркин свистнул собаке и опрометью бросился домой. Рядом около ноги неслась Герда, а сзади шумно дыша поспевал Ломакин. Он последними словами костерил злоумышленников и угрожал придушить их, как дохлых кроликов.
Зачем нужно душить уже дохлых кроликов, Денис не знал. Да и не задумывался.Лишь мысленно прикинул,на какую статью УК тянет подобное злодеяние, но уже через секунду-другую рванул дверь в подъезд. А там слышались крики и шум борьбы. У Дениса все похолодело внутри, когда он понял, что хриплый голос, умоляющий отпустить, принадлежит Нине.
Рванув вверх, Цесаркин сам не помнил, как оказался на третьем этаже и уставился в немом изумлении на открывшуюся мизансцену. Картина Репина «Приплыли!» или финал Гоголевского «Ревизора» показались бы детсадовской постановкой. Посредине лестничной клетки,словно девушка с веслом, стояла Вера Юрьевна Рогинская и, крепко держа за руку Настю Карпову, пыталась спуститься вниз. А Нина и перепуганный Димка не давали ей пройти. Тарантуль тянула бывшую начальницу за рукав, а незадачливый сосед пытался перегородить дорогу. Да и сама Настя брыкалась изо всех сил, пытаясь освободиться из железной лапищи Верочки.
Из соседних квартир кто-то выглядывал, но в свару с женщиной-танком не вступал, просто с любопытством наблюдал, чем дело кончится.
Цесаркин, переводя дух, застыл на долю секунды на месте, а Ломакин со всей природной наглости сразу влез в самое пекло. Обойдя Дениса, он шагнул к Рогинской и одним движением разжал наманикюренные пальцы. Настя отскочила в сторону, но разъяренная Вера попыталась схватить ее снова и одновременно замахнулась на Ломакина.
– Так не пойдет, мадам, – добродушно заметил он, поймав рядом с лицом падающую ладонь. – Народное достояние портить никому не позволено.
Пока Рогинская пыталась объяснить поэту, что он ноль без палочки и прыщ на заднице общества, Нина ловким движением втянула испуганную Настю в квартиру и захлопнула дверь.
От хлопка, будто от выстрела, вздрогнули все. А Рогинская, придя в себя словно после гипноза, кинулась с кулаками на Димку и Цесаркина.
– Мадам, мадам, – попытался оттянуть ее Ломакин. – Я понимаю ваше горе. Но Аська уже взрослая и сама решает,с кем ей жить. С вами или с молодым красивым мужиком.
– Вы все знали! – заорала Рогинская. – И Нинка, сволочь двуличная, тоже! Я дочку по всей стране ищу, а она тут живет по соседствус Тарантуль!