Спящая красавица
Шрифт:
— Зачем, мама?
— Я думала, что его нет дома, — немного смутившись, объяснила та. — Получилось очень неловко. Я была уверена, он бродит по городу, ищет тебя. Я взяла твои ключи и открыла ими дверь, а он там.
— Зачем ты поехала туда, мама?
— Я хотела сделать вид, что там была ты. Понимаешь, я боялась, стоит Леониду с тобой встретиться, и ты ему все простишь. Надо сделать так, чтобы вы больше не встречались… чтобы он обиделся на тебя и не преследовал больше. Я хотела сделать ему от твоего лица что-нибудь очень неприятное. Например, сжечь его работы… сами работы и негативы. Сожгла бы все и оставила в мастерской ключи. Он бы вернулся и решил, что это сделала ты.
— Неужели ты могла бы, мама?
— Я не считаю фотографию творчеством, — сообщила Надежда Дмитриевна. — Но Леонид считал. Он бы обиделся на тебя и не стал мириться. Не смотри ты так, все равно ничего не вышло. Он был дома.
— И что ты сделала?
— Высказала ему все, что думаю. Что он портит тебе жизнь. Что он тебя не стоит. Что в тебя влюбился замечательный человек, умный, богатый, серьезный — а ты из ложно понятой порядочности не даешь себе его полюбить, храня верность Леониду. Разве это не так, Тамара?
— А что ответил тебе он, мама?
— Ничего. Он понимал, что я права, и молчал. Лицо перекошенное, белое. У него явные проблемы с психикой, Тамара. Не знаю, как ты не боялась жить с таким человеком. Мне очень жаль тебя, Тамара… у меня сердце болит видеть, как ты мучишься… но я ни в чем не виновата! Честное слово, я даже в мыслях не желала ему смерти. Я хотела, чтобы вы расстались, но не таким путем. Но, когда я уезжала, он был жив и здоров.
— Во сколько это было?
— Я пробыла у него совсем недолго. Я не смотрела на часы. Ему кто-то позвонил на мобильный… он сказал: "Идите к черту!" — и не стал разговаривать. Тамара…
Надежда Дмитриевна протянула руки к дочери.
— Пожалуйста, уйди в свою комнату, мама, — в ужасе попросила Тамара. — Пожалуйста! А то я сейчас умру.
Та, кротко попеняв на несправедливость дочери, ушла, а Тамара села прямо на пол и обхватила голову руками. Очнулась она от звонка в дверь. Вместе с сознанием вернулась боль. Удар был нанесен с той стороны, с какой Тамара не ожидала. Мама, родной и близкий человек, обманывала ее! Она притворялась парализованной. Тамара ухаживала за нею, не спала ночами, виня себя в ее ужасном положении, обременяла знакомых просьбами о помощи, а трагедия оказалась фарсом. Проницательная Люська была права.
Но тихо и привычно страдать в одиночестве Тамаре было не суждено. Она открыла дверь, и на пороге предстал Никита Обуховский в полном блеске своей красы. Он был весь в черном — от блестящего хайратника до не менее блестящих ботинок. Глубокий антрацитовый цвет, свидетельствуя о трауре по любовнице, выгодно оттенял русые волосы и светло-серые глаза.
Тамара вздрогнула. Неужели перед нею преступник? В шестнадцать тридцать семь Никита звонил Леониду, разговор длился буквально несколько секунд. Очевидно, этот момент и застала мама. Второй раз настойчивый Никита позвонил через минуту и говорил немного дольше. Наверное, сумел назначить встречу. Все сходится.
— Я пришел требовать справедливости, Тамара Тиграновна, — произнес Никита, прямо и открыто, словно князья с глазуновских полотен, глядя собеседнице в лицо.
Тамара смущенно отвернулась. Хотя с чего бы ей смущаться? Разве она в чем-то виновата?
— Ваши покровители действуют жестоко и незаконно, — вдохновенно продолжил Никита. — Если в вас сохранилась хоть капля порядочности, вы обязаны их остановить. Немедленно.
— О чем вы? — тихо спросила Тамара.
— Об угрозах вашего Лазаренко. Поставить синяк Галееву — это одно, а испортить внешность мне, артисту, для которого красота — орудие производства, это совершенно другое. Вы должны остановить его. Позвоните ему и потребуйте, чтобы он не смел этого делать. Иначе я отсюда не уйду. Я не собираюсь выходить на улицу, где мне грозит опасность. Я не так глуп.
— Расскажите поподробнее, Никита.
— Ко мне явился ваш Лазаренко и принялся меня запугивать. Якобы он знает, что в день убийства я был у Неволина. Позвонил ему, приехал и убил из-за квартиры. Но это не так. Да, я позвонил Неволину и объяснил ему ситуацию. Что из-за его эгоизма страдает его родная сестра. Не просто страдает — ее жизнь разбита. Она вынуждена терпеть постылого, отвратительного ей физически и духовно мужа, поскольку ей негде жить. Это ведь правда, Тамара Тиграновна, а я не из тех, кто скрывает правду. Я всем ее говорю — и вам, и Неволину, и Аленушкиному мужу. Пускай они знают!
— И Диме? — испугалась Тамара.
— Разумеется. Но вы, взрослые, все до единого эгоисты. Вы думаете только о себе, не считаясь с интересами других людей. Я объяснил Неволину, что он обязан отдать сестре хотя бы половину квартиры. Она стесняется потребовать свое, но очень хочет. А Неволин послал меня подальше и отключился. Вот и все. Домой к нему я не ездил и уж тем более его не убивал. И Аленушку я не убивал. Да, у меня нет алиби, я был в это время один, но это еще не значит, что я должен признаваться в убийстве, как требует ваш Лазаренко. Я не намерен садиться в тюрьму.
— Конечно.
— Да, но он сказал напоследок, что у меня могут возникнуть проблемы. Сейчас в городе разгул преступности. Вот Галеева, мол, слегка побили, так ему еще повезло. А такого молодого красавца, как я, наверняка решат изуродовать. Я не идиот, я понял намек. Вот я и поехал сразу к вам, пока он не успел нанять хулиганов. Звоните и заставьте его все отменить. Ну?
"Взрослые эгоисты, а ты, значит, альтруист", — невольно усмехнулась про себя Тамара. Однако положение Никиты и впрямь было незавидным, а поведение Лазаренко отвратительным. Но Тамара понимала, что все ее слова и просьбы для сыщика — пустой звук. Тот прислушивался только к шороху купюр. Поэтому с огромной неохотой она набрала номер Петрова.
— Андрей Семенович? Здравствуйте, это Тамара. У меня сейчас Никита Обуховский, вы о таком знаете? Он уверяет, Лазаренко ему угрожал. Если с Никитой что-нибудь случится, мне будет очень неприятно. Нет, просто хочется, чтобы люди, с которыми ты общаешься, вели себя порядочно. Спасибо. Что вы, зачем? Ну… хорошо.
Тамара горько вздохнула. Петров сказал, что едет к ней, а она, только что обратившаяся с просьбой, не сумела ответить "нет".
— Все нормально, Никита. Можете ехать.