Спящие Дубравы
Шрифт:
С этими словами он насыпал небольшой кожаный мешочек и, потуже завязав, привесил к поясу.
— С этим я смогу посетить лучшие города мира, жить в лучших гостиницах, пить лучшие вина, любить лучших женщин, а что мне еще нужно?
— И этот рехнулся! — скорбно воскликнул гном и тут же издал вопль радости — на полу за последним сундуком лежала большая дорожная сумка. Ума не приложу, откуда она здесь взялась. Впрочем, это сейчас явно волновало Римбольда меньше всего. Схватив ее, он стал обеими руками забрасывать внутрь сокровища. Я хотел было остановить разошедшегося
Я потряс головой и протер глаза, прогоняя наваждение, а потом осторожно прикоснулся к холсту картины. Естественно, он был самым настоящим.
— Кстати, Глори, — говорил между тем Бон, — ты зря не хочешь взять немного камней. Конечно, ни к чему следовать примеру нашего бородатого корыстолюбца, но только жизнь — штука дорогая, а уж тем более — самостоятельная.
— Ты прав, — кивнула девушка и насыпала драгоценностей в мешочек — двойник висевшего на поясе у парня.
Я даже удивился, насколько они были похожи, но еще большее удивление поджидало меня впереди — сунув руку в свой карман, я достал третий мешочек, ни чем не отличавшийся от первых двух.
Привязывая его к поясу, я повернулся и встретился глазами со стоящей в дверях Элейн. Оглядев нашу четверку, она удовлетворенно кивнула.
— Отряд к походу готов! — шутливо отрапортовал Бон.
— Давно уже готовы! — ворчливо добавил Римбольд, инстинктивно пытаясь прикрыть собой трещащую по швам сумку.
— Да? А по-моему, еще не совсем, — покачала головой магесса и неожиданно скомандовала:
— Бон, Римбольд, а ну — брысь отсюда!
Подождав, пока недовольный парень и жутко довольный гном в обнимку с вожделенной сумкой закроют за собой дверь, Элейн испытующе взглянула на нас.
— Ну что, так вот и будем стоять?
— А что, попрыгать? — огрызнулась Глори, глядя в пол.
Тогда магесса взяла нас за руки и угрожающе произнесла:
— Значит так. Если вы двое сейчас же не скажете друг другу то, чего я от вас жду, то я буду не я, если не превращу обоих в тараканов. Рыжих!
— Если собираетесь вот так стоять над душой, то можете начинать!
Боги всеблагие, откуда я только смелости набрался! Ох, плакала, видно, моя головушка. Интересно, каково оно — тараканом?
Элейн довольно усмехнулась и вышла.
Мы с девушкой посмотрели сначала на закрывшуюся дверь, потом — на пол, потом — на стены. И, наконец, друг на друга.
— Глори. Я…
А-а, пропади оно все! В конце концов, я столько времени хотел это сделать!
…Когда я оторвался от ее губ, все так же не разжимая объятий, то понял — вот чего мне не хватало всю жизнь. Теперь все было на своих местах, и так ли уж важно, кто из нас двоих первый сказал те самые слова…
Итак, ближе к вечеру, мы простились с Френгисом, Элейн и Сударем и вновь встали на знакомую тропу. В ответ на недоуменный вопрос, почему бы нам не отправиться в путь с утра, все, включая Римбольда, ответили, что хотели бы еще раз переночевать в Дубравах.
Мы ехали по вечернему лесу, полной грудью вдыхая свежий, напоенный сладостью воздух, болтали, и тут:
— Кукушка! — улыбнулась Глори. — Здорово!
— Здорово! — машинально согласился я, засмотревшись на большого, бронзово-красного жука, с недовольным гудением летевшего куда-то по своим делам.
— Ам! — хлопнул в ладоши Бон, и длинноухий заяц задал стрекача, шелестя раздвигаемыми папоротниками.
И тут нас озарило. Не было никакой тишины. Спящие Дубравы пробудились от своего волшебного сна, и теперь провожали нас множеством таких обычных и таких замечательных звуков заповедного леса.
— Спасибо, — тихонько шепнула Глори, прикоснувшись ладонью к тоненьким веточкам молодой березки. И та, будто нарочно, задержала эта касание, ласкаясь в ответ молодыми, ярко-зелеными листочками. Римбольд некоторое время непонимающе разглядывал наши счастливые лица, потом выразительно покрутил пальцем у виска, покрепче прижал к себе свою драгоценную суму и громоподобно чихнул…
Естественно, ночь на этот раз прошла без каких-либо неожиданностей, если не считать любопытного разговора, произошедшего между мной и Глори.
— Одного я не могу понять, — признался я, вороша палкой костер и наблюдая за исчезающими в темноте искрами, — почему твой отец послал Римбольда с этой грешной коробочкой?
— Ты же слышал, что сказала Элейн.
— Да я не о том. Конечно, я верю Римбольду, но ведь всякое может случиться, — пояснил я. — Ты же слышала: коробочка — последняя часть выкупа. А ведь наш корабль может утонуть, на Римбольда по дороге домой могут напасть и ограбить, да мало ли еще чего может случиться. И что, из-за такой вот случайности твоя родина достанется гномам?
Моя малышка неожиданно рассмеялась и взъерошила мне волосы:
— Ах, вот ты о чем! Представляешь, когда мы с папой выясняли отношения в столовой, я категорически потребовала ответа на вопрос: что мне теперь делать с гномами? И знаешь, что он мне ответил? — Девушка воровато огляделась и, убедившись, что Бон и Римбольд спят, тихо продолжила: — Понимаешь, Элейн, оказывается, и путешествовать отправилась в большей части именно затем, чтобы вернуть Княжеству задолженное Гройдейлом. Естественно, закладную она привезла папе. Так что не знаю, что уж там везет своему Друллу Римбольд, но с этим мы можем спокойно тонуть… хотя мне лично жутко не хочется!..
На следующий день мы вышли к океану. В бухте уже дрейфовал «Дельфин»; дав дымом сигнал, что мы на месте, мы уже через час были на борту, где нас сердечно приветствовала вся команда во главе с Ийушем.
В тот же вечер мы собрались в нашей каюте за бутылкой вина, и Бон подвел итог:
— Да, мы отправлялись в это путешествие, даже не будучи уверены в том, что вернемся назад, но — все-таки возвращаемся, да еще и богатые! Кстати, двое из нас, как мне кажется, нашли нечто большее, чем просто богатство.