Спящие красавицы
Шрифт:
Джаред обожал последние секунды гонки, когда обретал второе дыхание, прибавлял скорость и испытывал экстаз, наслаждаясь собственной силой. Из легкой атлетики он ушел, потому что Мэри работала в комитете подготовки ежегодников. Ее избрали председателем по продажам и распространению ежегодника среди десятиклассников, и ей требовался заместитель. Преданность Джареда спортивному бегу приказала долго жить. «Запиши меня», – сказал он Мэри.
«Хорошо, но у меня два условия, – ответила она. – Первое: если я умру – а это вполне возможно, потому что сегодня я съела в столовой один из этих загадочных блинчиков с мясом, – ты займешь мое место и
«Будет исполнено, – ответил Джаред и подумал: Я действительно тебя люблю. Он знал, что еще слишком молод. Он знал, что и она слишком молода. Но как он мог не влюбиться? Она была такой красивой, такой активной, но при этом держалась совершенно естественно, без всякого напряжения. – А второе условие?»
«Второе условие… – Она схватила его голову обеими руками и принялась трясти. – Я – босс!»
В этом Джаред тоже не увидел проблемы.
Тут он наступил на шаткий плоский камень, выступавший из земли, и вот это превратилось в проблему, более того, в серьезную проблему, потому что он почувствовал сдвиг и резкую боль в колене. Джаред ахнул и выставил вперед левую ногу, сосредоточившись на дыхании, как его учили на тренировках, продолжая работать локтями.
– Мы просто хотим поговорить с тобой! – проревел сзади Эрик.
– Не будь гребаным трусом! – поддакнул Курт.
Спускаясь в овраг, Джаред чувствовал, как правое колено дрожит, и сквозь удары сердца в ушах и шуршание сухих листьев под кроссовками ему вроде бы слышалось какое-то щелканье. Впереди лежала Мэллой-стрит, которая шла за школой, и в просветах между деревьями мелькал желто-коричневый автомобиль. На дне оврага правая нога Джареда подвернулась, боль стала совсем дикой, как если положить руку на раскаленную конфорку, только изнутри, и он схватился за колючую ветку, чтобы подтянуться по склону.
Воздух сзади колыхнулся, словно чей-то кулак едва разминулся с затылком Джареда; он услышал, как чертыхнулся Эрик, врезавшись в кого-то. Преследователи сползли в овраг. До улицы оставалось двадцать футов; Джаред различал урчание двигателя. Он успеет!
Он рванулся вперед, чувствуя знакомую эйфорию, воздух в легких внезапно понес его, подталкивая и заглушая боль в травмированном колене.
И тут на краю дороги кто-то взял его за плечо и развернул к себе. Он не упал только потому, что схватился за березу.
– Дай мне твой мобильник, Норкросс. – Лицо Кента стало пунцовым, прыщи на лбу полиловели. Глаза влажно блестели. – Мы просто дурачились, ничего больше.
– Нет, – ответил Джаред. Он и не помнил, как подобрал айфон, но теперь сжимал его в руке. Колено словно раздулось.
– Да, – настаивал Кент. – Давай его сюда. – Его дружки уже спешили вверх по склону, им оставалось преодолеть еще несколько футов.
– Вы собирались нассать в ухо старой женщины! – крикнул Джаред.
– Только не я! – Кент смахнул навернувшиеся слезы. – Я все равно бы не мог! У меня боязнь мочеиспускания на людях!
Однако ты не пытался их остановить, мог бы сказать Джаред, но вместо этого почувствовал, как сгибается рука, а кулак выстреливает в подбородок Кента с ямочкой. Он с удовлетворением услышал, как лязгнули зубы Кента.
Пока Кент валился в сорняки, Джаред сунул мобильник в
– Эй! Руки прочь от моей Будки! – Ри привлекла внимание дежурной Лэмпли стуком в переднее окно Будки, что строжайше запрещалось. – Чего ты хочешь, Ри?
– Мне надо к начальнику, дежурная. – Ри говорила громко и отчетливо, хотя необходимости в этом не было: специальные пазы под панелями пуленепробиваемого стекла позволяли Ванессе Лэмпли отлично слышать. – Мне надо к начальнику, чтобы сказать ей что-то важное. Ей, и никому больше. Извините, дежурная. Это единственный способ. По-другому никак нельзя.
Ван Лэмпли приложила немало сил, чтобы обрести репутацию жесткой, но справедливой дежурной. За семнадцать лет работы в женской тюрьме Дулинга ее один раз ударили ножом и несколько раз – кулаком; ее пинали и душили, в нее бросались жидким говном, ей предлагали трахнуть себя различными способами и предметами, в том числе нереально большими или опасно острыми. Обращалась ли Ван к этим воспоминаниям во время соревнований по армрестлингу? Да, но редко, только на серьезных турнирах лиги. (Ванесса Лэмпли выступала в Тюремной лиге Огайо-Вэлли, женское отделение А.) Воспоминание о том, как ненормальная крэковая наркоманка сбросила кусок кирпича ей на голову со второго этажа крыла Б (результатом стали ушиб головы и сотрясение мозга), кстати, помогло Ван оба раза, когда она стала чемпионкой. Грамотно направленная злость была отличным топливом.
Несмотря на этот не самый приятный опыт, она всегда осознавала ответственность, неразрывно связанную с предоставленной ей властью. Понимала, что никто не хотел попадать в тюрьму. Но некоторых приходилось сажать под замок. Это не приносило удовольствия, ни им, ни ей. А неуважительное отношение только усугубило бы ситуацию и для них, и для нее.
И хотя к Ри у нее претензий не было – бедная девочка с большущим шрамом на лбу, который говорил любому, что жизнь для нее не была легкой прогулкой, – подобные неразумные требования Ван считала неуважительными. Негоже дергать начальника, особенно в сложившейся чрезвычайной медицинской ситуации.
Ван и сама тревожилась по поводу прочитанного в Интернете насчет Авроры и приказа начальника всем остаться на вторую смену. Отправленная в карантин Макдэвид на мониторе выглядела так, будто место ей не в камере, а в саркофаге. Муж Ван, Томми, которому она позвонила домой, заявил, что с ним все будет в порядке до ее возвращения, но она ему не поверила. Томми из-за травмы тазобедренных суставов не мог ходить – и был не в состоянии поджарить себе сэндвич с сыром; до ее приезда он будет питаться маринованными огурцами из банки. Если Ван в таких обстоятельствах не теряла голову, не имела права ее терять ни Ри, ни любая другая заключенная.