Среди ночи
Шрифт:
— Я о том, что ты все время хочешь узнать, Бэби, что произошло, когда я умерла. Я тебе расскажу: мое тело было неподвижно, как камень, сердце остановилось, легкие не дышали. Это была смерть! А хочешь знать, что было дальше?
— Да, — ответил Дэйв, крепко схватившись за спинку стула. В его глазах был дикий интерес.
— Ничего, — сказала она ровным голосом. — Ничего, Бэби. И это самое ужасное, что я познала. Хуже, чем ничего! Наступает пустота! Пустота, которая вселяет в тебя ужас! Пустота, которая непостижима, для осознания! Лишь потом я поняла,
Пока она говорила, ее лицо стало до безжизненности пустым, глаза престали на чем-либо фокусироваться, будто ее уже здесь не было, будто она уже была не в этой комнате, а где-нибудь далеко, в другой точке земного шара. Затем она вернулась вновь.
— Наконец, все это закончилось, и меня извлекли из-под рухнувшего балкона. Я ожила, начала думать, мои кишки снова зашевелились, и я лежала в ужасе, пока меня не спасли. Но в «Глобусе» этот ужас не остался, он продолжил находиться во мне, он — со мной навсегда, навечно…
Дэнни видел слезы на щеках у Дэйва. На его лице появилась маска мучительной агонии, его рот открылся, вставные зубы зияли, будто маленькие белые кости, разложенные на деснах.
Она не замечала слез Дэйва. Вместо этого, она смотрела на Дэнни своими острыми черными глазами.
— Вот, что со мной сделал той отец. С одиннадцатилетней девочкой. Он вверг меня в невообразимый ужас, в самый жуткий ужас в моей жизни, который хуже, чем эти беспомощные, бесполезные ноги.
Легкое подрагивание и внезапный зуд в правой ладони подарили Дэнни надежду, когда все уже казалось безнадежным. Его конечности ожили. Возможно, у него появился шанс вскочить и, наконец, убежать от этой сумасшедшей.
Дэйв потянулся, чтобы ее обнять, но Лулу отдернулась от него.
— Там абсолютно ничего, Бэби. Сейчас ты уже знаешь, почему я никогда не хотела тебе рассказывать о том, что тогда произошло. Неважно, что говорят священники, министры или простые люди, которые успели побывать на «Том Свете»…
— Может, это был просто кошмар, Лулу, — сказал Дэйв.
— Мой бедный Бэби, ты всегда, чем можешь, стараешься облегчить мою участь.
Дэнни почувствовал, как у него в ботинках заерзали пальцы ног. Не смотря на судорожную боль, ощущение того, что его ноги в порядке, как нельзя обрадовало его, возвращая ему жизненную энергию. Его правую руку, будто со всех сторон кусали насекомые.
— Если хочешь, чтобы мне стало лучше, Бэби, то помоги мне это сделать, — обратилась она к Дэйву. Затем она обернулась к нему. — Теперь твоя очередь, Дэнни. Попробовать, каково там — в ничего. Один маленький укольчик, и ты засыпаешь. А затем абсолютно ничего. На память твоему отцу за то, что он тогда сделал.
Дэнни не знал, как, но в руках
— Не будем этим заниматься, — произнес он.
— Нам ничего больше не осталось, Бэби, — ее раскрытая ладонь замерла в ожидании шприца.
Дэнни уже оперся руками на бедра, пытаясь оторваться от стула. Но, к своему ужасу он обнаружил, что он не может пошевелить своим телом, несмотря на то, что его руки и ноги уже начали двигаться. Он продолжал находиться в ловушке. Его тело показалось ему мешком с густой как кисель массой. Оно отказывалось подчиняться командам, поступающим из мозга.
Когда он посмотрел на свое предательски беспомощное тело, то волна паники захлестнула его с ног до головы. Он услышал, как закричала Лулу:
— Что ты делаешь, Бэби?
Подняв глаза, он увидел, что Дэйв уже воткнул иголку шприца в шею Лулу, а затем маленькая дорожка, оставляемая капелькой крови побежала по ее бледной, сморщенной коже. В ее глазах были недоумение и ужас.
— Я люблю тебя, Лулу, — сказал Дэйв, когда, потеряв равновесие, она рухнула в его объятия. Ее ходунок со звоном опрокинулся на пол, разбросав по стенам и потолку «зайчики» от яркой, без абажура лампочки. Ее рука шарила в воздухе в поисках того, за что можно было бы уцепиться. Когда она упала на пол, то все содрогнулось.
Наступила ужасающая тишина. Она длилась какой-то вечный, нескончаемый момент.
Продолжая быть приклеенным к стулу, Дэнни наблюдал за Дэйвом, который стал на колени над лежащей на полу Лулу, чтобы взять ее на руки. Ее губы были в пене. Все ее тело какое-то время колотилось в конвульсии, а затем стало неподвижным.
— Я ее любил, — сказал Дэйв. — Она столько страдала, и я не думал, что она закончит так именно.
— Она хотела меня убить, — сказал Дэнни, кивнув глазами на лежащий на полу шприц.
— Это моя вина в том, что я это допустил. Не надо было давать ей заходить так далеко. — Он сел на пол вместе с Лулу, которую нежно положил рядом. — Уходи, Дэнни, пожалуйста, и забудь об этом.
— Я не могу, — ответил он, имея в виду то, что он не может пошевелиться, и то, что не сможет это забыть.
— То, что она тебе вколола, должно уже прекратить свое действие. Встань и уйди.
— А что ты, Дэйв?
Дэйв не ответил, его рука гладила лицо Лулу.
— Что будет с тобой? — продолжал настаивать Дэнни.
Дэйв очень долго на него смотрел. Его глаза все больше наполнялись печалью. И Дэнни уже понял, что Дэйв предпримет дальше.
— Пожалуйста, уйди и оставь нас в покое, — голос Дэйва уже шептал, четко проговаривая каждый слог.
Дэнни поднялся со стула. Его движения были как у робота в старом фантастическом кино. Как бы тяжело ему не было двигаться, он поспешил оставить сцену болезненной тошноты и смерти. Он удалялся, чтобы больше не видеть мертвую женщину и разбитого во всех смыслах мужчину.