Среди овец и козлищ
Шрифт:
– Она уже почти здесь, – сказал мистер Кризи.
Шейла Дейкин поднесла зажигалку к сигарете, но затягиваться не стала. Так и держала ее между пальцев, пока не образовался столбик пепла, и все смотрела на Дороти Форбс.
И все мы, остальные, тоже застыли, словно в ступоре, стояли и не сводили глаз с дальнего конца улицы.
Уолтер Бишоп.
В одной руке у него был зонтик, через другую перекинут плащ. И еще он уже не шаркал робко по тротуару, опустив глаза, – нет, он смотрел прямо на всех нас, пока проходил мимо наших домов.
– Что ж, – заметил он, дойдя до нашей небольшой группы. – Комитет по торжественной встрече в полном сборе, я правильно понимаю?
– Миссис Кризи возвращается домой, – выпалила я.
– Да, я слышал. – Он положил зонтик и плащ, протянул руку, погладил Виски по голове.
– Мы все так волнуемся, – сказала Тилли.
– Вижу, – сказал он. – Хотя особой радости у людей, которые так взволнованы, я вроде бы не наблюдаю. – И рассмеялся.
Я никогда прежде не видела Уолтера Бишопа смеющимся. Он казался совершенно другим человеком.
Уолтер постоял секунду-другую, глядя на небо. А потом поднял свой зонтик и плащ и по очереди заглянул в глаза каждому из нас.
Воцарилась полная тишина – такая тишина, к которой был готов разве что сам Уолтер Бишоп.
И вот через несколько минут он повернулся к миссис Форбс.
– На вашем месте я бы отнес кота домой, – посоветовал он. – Вот-вот начнется дождь.
И тут, словно в подтверждение его слов, издалека донесся раскат грома. Нет, поначалу мне показалось, что это гремит подъезжающий автобус, только через секунду до меня дошло – ничего подобного. Это был самый настоящий гром. Он грохотал где-то у линии горизонта, сотрясая серо-стальное небо. Поначалу он звучал довольно тихо и ненавязчиво, но становился все громче,
Зашипели тормоза, и автобус затормозил у обочины.
В этот момент первые капли дождя упали на тротуар. Поначалу редкие, но крупные, они громко шлепались на асфальт, точно метили в нас, но с каждой секундой их становилось все больше и больше. И они все частили и множились, пока между ними не осталось никакого пространства, никаких звуков, кроме равномерного, неутихающего шума дождя, который сбивал жару и пыль, смывал с дренажной трубы Иисуса, если тот вообще когда-то был там.
Автобус все еще стоял. А мы смотрели.
И наконец увидели ноги миссис Кризи на ступеньках.
– Она здесь! – воскликнул мистер Кризи.
– О, Господи Иисусе!
Я обернулась – посмотреть, кто это сказал. По очереди вгляделась в лица. Мистер и миссис Форбс, Клайв из «Британского легиона». Тощий Брайан и его мамаша, и Шейла Дейкин, которая по-прежнему не отводила взгляда от Дороти Форбс. Эрик Лэмб, и мои родители, и миссис Мортон, которая все еще прижимала к груди игрушечного слоненка.
Уолтер Бишоп стоял под зонтиком и наблюдал за всем этим вместе со мной.
Я точно знала, что слышала эти слова, но никак не могла понять, кто же их произнес.
Потом отвернулась и стала ждать, когда подойдет миссис Кризи.
Неважно, кто их сказал. Любой мог.
Все мы стояли прямо посреди улицы и смотрели. Вода капала с волос и носов, капли пробирались под одежду, впитывались в кожу.
Я посмотрела на Тилли – подруга улыбнулась мне из-под своей непромокаемой шапочки-зюйдвестки.
И тут мы обе поняли – лето кончилось.