Срединное море. История Средиземноморья
Шрифт:
Воздаяние, однако, было делом неблизкого будущего. Сокровищница империи оказалась пуста; священнослужители, уже возмущенные тем, что Алексей принялся забирать и плавить церковную утварь, теперь пришли в ярость, услышав о его планах подчинить их Риму. Продолжавшееся присутствие франков, которые не собирались уезжать, пока император не выполнит свои обещания, еще более усилило напряжение. Однажды ночью несколько человек собрались возле маленькой мечети в сарацинском квартале за церковью Святой Ирины, разграбили ее и сожгли дотла. Пламя распространилось, и в течение следующих двух дней Константинополь был охвачен-таки пожаром, какого не видел со времени Юстиниана, то есть почти семь столетий. В результате катастрофы ситуация, и без того напряженная, стала критической. Через несколько дней в присутствии посольства от франков и венецианцев император признался, что никаких перспектив получить обещанную сумму у них нет. Результатом стала война.
Как ни странно это звучит, ни греки, ни франки не хотели воевать. Первые желали лишь одного — избавиться от этих неотесанных головорезов раз и навсегда; вторые не забыли, ради чего оставили родной очаг, и все сильнее сожалели о своем вынужденном пребывании среди народа, который
Поэтому совет Дандоло его союзникам-франкам зазвучал в ином тоне. Он подчеркнул, что более ничего нельзя ожидать от двух соправителей: они безнадежны. Если крестоносцы намерены получить то, что им причитается, пусть возьмут Константинополь силой. Заняв город и возведя на трон одного из своих предводителей, они окажутся в состоянии без малейшего ущерба для себя уплатить долг Венеции, и все же у них останется более чем достаточно средств, чтобы финансировать Крестовый поход. Это их шанс, и его следует использовать сейчас, поскольку ему не суждено будет повториться. Это был убедительный аргумент, и он приобрел еще больший вес, когда 25 января 1204 г. Алексей IV был низложен и вскоре после этого убит, а вслед за ним с подозрительной быстротой сошел в могилу его престарелый отец. Убийца, знатный вельможа Алексей Дука (прозванный Мурзуфлом из-за своих косматых черных сросшихся бровей), короновался затем в Софийском соборе под именем Алексея V и тут же начал проявлять способности лидера, которого столь долго недоставало Византийской империи. Множество рабочих взялись за дело; они трудились день и ночь, укрепляя защитные сооружения и делая их еще выше. Если вообще следовало предпринимать решительный штурм города, то, очевидно, это надо было делать сейчас; теперь, когда новый император не только узурпировал трон, но и оказался убийцей, с моральной точки зрения позиции крестоносцев были куда сильнее, чем если бы они выступили против его предшественника, который по крайней мере был легитимным монархом, так же как их прежний союзник.
Нападение началось утром в пятницу, 9 апреля 1204 г. Мурзуфл сопротивлялся отчаянно, но безуспешно. Как и многие его предшественники, он бежал, и 12 апреля франки и венецианцы наконец ворвались за стены. Резня была ужасающей; даже Виллардуэн был потрясен. Армия слишком долго ожидала близ богатейшей в мире столицы, чтобы удовольствоваться ничем; теперь, когда город принадлежал солдатам и им по обычаю разрешили трехдневный грабеж, те набросились на него как саранча. Никогда со времен вторжения варваров Европа не видела подобного разгула вандализма и жестокости; никогда в истории такая красота и такое множество великолепных творений человеческих рук не уничтожались столь безрассудно за столь короткий срок. Очевидец событий, грек Никита Хониат, писал:
«Увы, вот бесчестно повержены достопоклоняемые иконы! Вот разметаны по нечистым местам останки мучеников, пострадавших за Христа! О чем и слышать страшно — можно было видеть тогда, как божественное тело и кровь Христова повергались и проливались на землю. Расхищая драгоценные вместилища их, латиняне одни из них разбивали, пряча за пазуху бывшие на них украшения, а другие обращали в обыкновенное употребление за своим столом вместо корзинок для хлеба и кубков для вина, как истинные предтечи антихриста или предшественники и провозвестники его нечестивых деяний! Что претерпел в древности некогда от этого народа Христос, быв обнажен и поруган, то же самое претерпел от него и теперь: так же точно одежды Его снова делились теперь латинскими воинами на части, по жребиям, и только недоставало того, чтобы Он, быв прободен в ребро, опять источил на землю токи Божественной крови. О нечестиях, совершенных тогда в великой церкви, тяжело даже рассказывать. Жертвенная трапеза, составленная из разных драгоценных веществ, сплавленных посредством огня и размещенных между собою так, что все они искусным подбором своих самородных цветов представляли верх совершеннейшей красоты, не оценимой ничем и достойной по своей художественности удивления всех народов, была разбита на части и разделена грабителями наравне со всем другим церковным имуществом, огромным по количеству и беспримерным по изящности. Вместо того чтобы выносить из церкви на руках, как своего рода военную добычу, священные сосуды и церковную утварь, несравненную по изящной отделке и редкую по материи, равно как чистейшее серебро, которым обложены были решетка алтаря, поразительной красоты амвон и двери и которое употреблено было в разных многочисленных орнаментах, везде под позолотою, — они вводили в церковь лошаков и вообще вьючных животных до самого неприкосновеннейшего места храма, и так как некоторые из них поскользались и не могли затем подняться на ноги по гладкости полировки каменного пола, то здесь же и закалывали их кинжалами, таким образом оскверняя их пометом и разливавшеюся кровью священный церковный помост.
Вот какая-то бабенка, преисполненная грехами <..>, хулительница Христова, уселась на сопрестолии, распевая свою визгливую мелодию, и потом бросилась в пляску <..> латиняне, конечно уже, не щадили честных женщин и девиц, ожидавших брака или посвятивших себя Богу и избравших девство <…> на улицах плач, вопли и сетования; на перекрестках рыдания; во храмах жалобные стоны <…>».
И эти люди, продолжает он, носили знак креста — креста, коим они клялись, что пройдут через христианские страны, не проливая крови, обратят оружие лишь на язычников и станут избегать плотских удовольствий до тех пор, покуда не исполнят своего святого дела.
По прошествии трех дней вселенского ужаса порядок был восстановлен, и крестоносцы обратились к выполнению очередной задачи — выборам нового императора. Первым кандидатом был Бонифаций Монферратский. Однако сотрудничество его с низложенным Алексеем IV было слишком тесным, и теперь он оказался до некоторой степени дискредитирован. Кроме того, он находился в тайных сношениях с генуэзцами, и Дандоло знал это. Для старого дожа не составило труда склонить мнение избирательной комиссии (половина которой состояла из венецианцев) в пользу графа Балдуина Фландрского и Геннегауского, который в должном порядке был коронован 16 мая в соборе Святой Софии. Однако владения, которыми ему предстояло править, заметно сократились. Уже в марте венецианцы и франки договорились между собой, что он должен будет удержать только четверть города и империи, тогда как оставшиеся три четверти следует разделить поровну между Венецией и рыцарями-крестоносцами. В результате Дандоло предназначил для своей республики всю территорию вокруг Святой Софии вплоть до бухты Золотой Рог; что касается прочего, он забрал все те районы, которые могли послужить к укреплению господства Венеции на Средиземном море и где можно было создать единую цепь торговых колоний и портов от Венецианской лагуны до Черного моря. В их число входила Рагуза (нынешний Дубровник) и Дураццо (ныне Дуррес); западное побережье материковой Греции и Ионийские острова; весь Пелопоннес; острова Наксос и Андрос, а также два города на Эвбее; главные порты Геллеспонта, Мраморного моря, Галлиполи, Редеста и Гераклеи; побережье Фракии, город Адрианополь и, наконец (это было решено после кратких переговоров с Бонифацием), имевший крайне важное значение остров Крит. Несмотря на это, дож был освобожден от принесения императору вассальной присяги. Гавани и острова отходили в безраздельное владение Венеции; что же касается материковой Греции, Дандоло дал понять, что, будучи торговой республикой, Венеция заинтересована лишь в оккупации главных портов и не более того.
Итак, не может быть никаких сомнений, что именно венецианцы получили наибольшую выгоду в результате Четвертого крестового похода и что своим успехом они были обязаны почти исключительно Энрико Дандоло. Отказавшись принять византийскую корону (если бы он так сделал, это повлекло бы за собой непреодолимые противоречия с венецианской конституцией и могло даже привести к падению республики), он добился успеха для своего кандидата. Наконец, вдохновив франков на то, чтобы превратить Византию в феодальное государство — этот шаг, как он понимал, неизбежно вел к дроблению и разобщению: в результате империя никогда не смогла бы усилиться настолько, чтобы противостоять венецианской экспансии, — он сохранил положение Венеции вне феодальных рамок, удерживая за ней новые владения не в качестве данных в лен, но согласно праву завоевания. Для слепца, чей возраст приближался к девяноста, — замечательные достижения!
Энрико Дандоло — теперь он гордо именовал себя «Повелитель одной четвертой и одной восьмой части Римской империи» — хорошо послужил своему городу, однако в более широком контексте, с точки зрения мировых событий, вызвал катастрофу. Участники Четвертого крестового похода — если его можно так назвать, поскольку они так и не достигли мусульманской территории, — превзошли даже своих предшественников в безверии и двуличности, жестокости и алчности. В XII в. Константинополь был главным мировым центром интеллектуальной жизни и искусства и хранителем классического наследия Европы — и Рима, и Греции. После его разграбления западная цивилизация пострадала почти столь же сильно, сколь после разграбления Рима варварами в V в. — возможно, то была наиболее тяжелая потеря во всей мировой истории.
С политической точки зрения ущерб также был огромен. Хотя власти франков на Босфоре суждено было продержаться менее шестидесяти лет, Византийская империя никогда не смогла восстановить прежнее могущество или вернуть сколь-либо значительную часть своих утраченных владений. Она осталась с искалеченной экономикой, усеченной территорией, бессильной перед натиском османов. Не много проявлений иронии истории производят более сильное впечатление, нежели тот факт, что судьба Европы была окончательно решена — а половина европейского христианского мира обречена на пятивековое османское иго — людьми, сражавшимися под знаменем креста. Людей этих переправил, вдохновил, воодушевил и в конце концов возглавил Энрико Дандоло во имя Венецианской республики. Венеция получила наибольшую выгоду из этой трагедии; в равной мере она и ее великий старец дож должны принять на себя большую часть ответственности за хаос, учиненный ими в мире.
Глава VIII
ДВЕ ДИАСПОРЫ
Четвертый крестовый поход не только поставил Константинополь на грань уничтожения, но и вызвал потрясение во всем Восточном Средиземноморье повергнув в шок равным образом и православных, и католиков. Практически все знатные византийцы предпочли бежать из столицы с отвращением в душе, нежели подчиниться владычеству франков: их потянуло в те или иные государства — наследники Византии, где жители были верны византийскому духу и христианской религии. Первым из таких государств была так называемая Трапезундская империя (здесь мы не станем о нем рассказывать); ее территория ограничивалась узкой полоской побережья Черного моря. Вторым — так называемый деспотат Эпира, основанный (вскоре после взятия Константинополя латинянами) неким Михаилом Комнином Дукой — праправнуком-бастардом Алексея I Комнина. Действуя из Арты, своей столицы, Михаил постепенно установил контроль над северо-западным побережьем Греции и частью Фессалии. Последнее по порядку основания государство — с нашей точки зрения, однако, куда более значимое — Никейская империя, в которой зять Алексея III Феодор Ласкарис был признан императором в 1206 г. и коронован два года спустя. Никейская империя занимала северо-западную оконечность Анатолии, охватывая всю территорию между Черным и Эгейским морями. К северу лежала Латинская империя Константинополя; к югу и востоку — Сельджукский султанат. Хотя официально столицей являлась Никея (Изник), преемник Феодора Иоанн III Ватац сделал своей главной резиденцией Нимфей (ныне Кемальпаша, всего в нескольких милях от Измира); в течение пятидесятисемилетнего периода изгнания византийских императоров из Константинополя именно отсюда осуществлялось умелое управление Никейской империей — средиземноморским государством.