Срочно, секретно...
Шрифт:
— Она работает?
— Машинисткой в управлении порта. Знаешь, не всякий разбирает каракули, написанные по-английски азиатом, привыкшим к тайскому алфавиту или иероглифам, да еще подправит их с точки зрения орфографии и грамматики. Ей даже прибавили жалованье. Так что получает она больше меня...
Неизвестно с чего в заречье запустили цветные ракеты. Они почти не светились на фоне полуденного неба. Белые шлейфы перьями растворились в воздухе. Лоточница, все-таки подобравшаяся и на корточках слушавшая диковинный язык, взглянула в сторону ракет и вскочила.
— А какое у тебя дело, Вася? Откуда сейчас?
— Находился по соседству, в
Кхун подтолкнул указательным пальцем очки к переносице.
— Давай закажем кофе? Не будем спешить. Дадим тому человеку, что сидит вон там с краю, не давясь, доесть все, что он заказал. Отлично будет, если он и выкурит сигарету. Сдвинемся раньше — оторвем его от удовольствия за казенный счет и заставим тащиться за мной по жаре. Тогда возникнет злобный отчет. Поев же без спешки, он проникнется благодушием. Таковы правила игры. Если я ему дам двести бат и пообещаю вечером сообщить, где побывал за день, он отстанет вообще. Но у меня нет такой суммы.
— Я бы нашел... Но не будем вводить в искушение блюстителя законов страны пребывания или тем более пытаться нарушать их, — ответил Бэзил. Машинально отметил, что хохотнул, как это бы сделал любой таец, прикрывая шуткой серьезные вещи.
В заречье опять запустили ракеты.
— Праздник там, что ли? — спросил Бэзил, обрадовавшись, что можно связать оборвавшуюся нить разговора.
— Кто знает... Может, у кого в очередной раз победила любимая рыбка. Вот и палит.
— Но сегодня не воскресенье, только суббота.
— Подлинные болельщики рыбьих боев с днями недели не считаются...
Кхун ждал главного вопроса. Наконец Бэзил сказал!
— Поговорим о деле?
— Цифры ты можешь найти в печати. Я скорректирую их для тебя. Но не планируй драматических описаний классовых битв, как их представляли недавно. Все гораздо сложнее. Постарайся слушать меня так, словно ты ничего не знаешь о рабочем движении здесь. Будто первый раз у нас и в первый раз пишешь о том, чего хотят рабочие, кто они такие, о чем думают.
Хозяин супной, не спрашивая, принес высокие стаканы с кокосовым соком и наколотым льдом.
— Ежегодно, — начал Кхун, — сто тысяч человек в стране теряют работу. Одновременно семьсот тысяч молодых людей появляются на рынке рабочих рук. Цифры определены профсоюзами, но считают там клерки, а они везде одинаковы — их не жалованье, а должность кормит. Эти клерки называют цифры безработных в триста пятьдесят тысяч человек при двадцати трех миллионах занятых... Однако поднимать вокруг этого шум все равно, что... э-э-э... потеряв голову, плакать по шапке.
Кхуну доставила удовольствие улыбка Бэзила. Он испытывал теплоту и доверие к этому москвичу. Но Бэзил не должен был об этом догадываться. Это ему бы повредило, считал таец. В журналистской работе, если заниматься ею серьезно, нельзя расслабляться. И потом: теплота да еще доверие — это далеко от деловых взаимоотношений, от дела. А оба занимались делом, да еще таким, как политическая журналистика. Здесь играют свою роль не только материальные интересы, но и общепринятые принципы. Скажем, хотя бы взгляд на то, как подразделяются части света.
Дальний Восток... Разве он дальний для Кхуна, да и для Бэзила? Годы требовались, чтобы пересечь Евроазиатский материк на лошадях и верблюдах, месяцы или недели — на чайных клиперах, затем на теплоходах, часы — на самолете. Со временем контакты заметно расширялись и ускорялись, а что узнали европейцы об Азии, азиаты — о Западе? Так ли заметно взаимопроникались при этих связях жизни и склад ума тех и других? Кхун растерялся, услышав рассуждения преподавателей в Киеве об эпохе Великих географических открытий. Великих для кого? Португальцы и испанцы лезли из Европы, крохотного полуострова в масштабах огромного Евроазиатского материка, в поисках пути в Индию, на Восток, где и до них знали достаточно. Кроме, может быть, «удивительных достижений» в совершенствовании технологии человеческого уничтожения. Бэзил употреблял общепринятые понятия — Европа, Юго-Восточная Азия, Дальний Восток, — но не считал ни один народ вправе видеть себя в середине вселенной, дальше или ближе. Бэзил подавал пример, считал Кхун. Земля для него действительно представлялась круглой. Для Кхуна — нет, пока нет...
— Чего примолк? — спросил Бэзил.
— Я хочу сказать, что для этой страны проблема трехсот пятидесяти тысяч безработных пока еще не из самых срочных. Есть два миллиона малолетних, которые по четырнадцать часов трудятся на мелких и средних предприятиях. Они и содержат безработных родителей, которым зачастую безразлична судьба их детей... Говорит ли кто из профсоюзных деятелей в своих многочисленных речах об этом? Или о женском труде? Политиканы понимают это... Всмотрись в досье деятелей, которые особенно активно выступают за создание партии трудящихся. Для них такая партия станет ступенькой политической лестницы, ведущей к верхам режима. А что реально переменит это в положении рабочих? Обещает ли это им хотя бы минимальные перспективы?
— Поэтому ты и назвал один свой репортаж «Сиам без близнецов»? Получилось, ты защищаешь детей?
— Мне рано защищать что-либо в этой стране, кроме национального достоинства... За полвека сменилось сорок четыре правительства и произошло четырнадцать удавшихся и неудавшихся переворотов. Гражданская администрация находилась у власти в общей сложности одиннадцать лет, военная — тридцать девять. Скоро очередные выборы. Избирательная кампания началась с убийства двух кандидатов и пятерых чиновников, занимающихся техническими вопросами организации голосования... На прошлых выборах в апреле семьдесят девятого в столице на участки явился один из пяти избирателей. Такса за голос была сорок бат — две бутылки местного пива.
— Но нельзя исключать и того, что партия трудящихся будет демократически направленной организацией?
— Она станет при тех людях, которые про нее шумят — за ничтожным, может, исключением, — тем элементом, который, как бильярдный шар в лузу, уложат в политическую систему.
— Бильярдный шар уложат военные?
— Не совсем... В деревне ты видел: крестьянин нарабатывает ровно столько, сколько необходимо для расчета с долгами и на пропитание. Попадая в город, где таец становится чиновником, он действует аналогично. Держит в руках должность и тем кормится, справедливо, с его точки зрения, полагая, что так — от века. В политических партиях и группировках тот же психологический климат... Он всеми способами поддерживается компрадорской буржуазией, состоящей в большинстве из китайских эмигрантов третьего-четвертого поколений, взявших тайские имена. Кроме собственной финансовой мощи, на их стороне — связи с транснациональными корпорациями...