Сшитый человек
Шрифт:
Ему будто было всё равно, кто поселится в его комнате.
Навигатор привёл меня от метро в непарадные дворы, где стоят дома с глубокими чёрными трещинами через весь фасад. А я другого и не ожидал за такую цену.
Всё изрисовано граффити. Среди неясных надписей были и откровенно страшные картинки на деревянных дверях: человек с серым, старческим лицом, скрестил руки на груди, как покойник, жуткий слепец, поигрывающий колокольчиком и безнадёжный пьяница с бокалом. Художник изобразил отчаяние, что веяло здесь из каждого
Меня это не пугало и не удивляло. Я сам провёл детство в похожем доме, в коммунальной квартире. У меня был опыт. Главное правило в таких жилищах – уважать личные границы друг друга. Не лезть в чужую личную жизнь.
Я пришёл по адресу, постучался и мне открыли. Маленькая бабушка, закутанная в серую шаль. Её глаза утонули в глубоких морщинах, седые тонкие волосы взлетали от сквозняка, как пух.
– Здравствуйте! – сказал я.
Женщина ответила не сразу. Пауза длилась слишком долго, и я уже подумал, что старушка глуховата, но она вдруг ответила:
– Здравствуйте! Зачем пожаловали?
– Комнату снял, жить тут буду, – ответил я.
И опять бабушка так долго молчала, что можно было успеть сосчитать до десяти.
– А-а-а! Живите, живите. Вот, это вам, – женщина положила мне в ладонь ключ на шнурке и зашаркала тапками прочь.
Я зашёл и, оглядев обстановку, понял, что в коммуналках никогда ничего не обновляется. Обои с узорами-ромбами, все разодранные и протёртые. Из стены торчит чёрный допотопный счётчик и выключатели такие же чёрные, круглые, с маленькими рычажками. Под ногами плитка разных цветов и размеров. Крашеные деревянные двери. В детстве я жил в похожих условиях.
Знать бы ещё, какая из комнат моя. Ломанулся в первую дверь наугад – закрыто. Попробовал ключом – подошёл. Значит правильно.
Комод, кровать, пыльное зеркало в толстой деревянной раме. Ничего. Жить можно.
Я оставил сумку и пошёл смотреть, где остальные удобства. На кухне стояла женщина лет сорока. Бледная, с уставшими глазами, на голове небрежная кудрявая копна.
– Вечер добрый! – сказал я.
– Да, – с безмятежной улыбкой ответила моя новая соседка.
Она не горела желанием познакомиться и не задавала вопросов.
Я осмотрел кухню: плита, стиральная машинка, множество шкафчиков, кастрюли, пустые банки, старый холодильник – в нём почти ничего. Пойдёт!
Женщина стояла, спрятав руки в карманы халата. Вся в своих мыслях. Я не стал ей докучать, пошёл к себе и по пути встретил ещё одного соседа. Усатый мужчина, высокий и худой. Он смотрел из своей комнаты. Его взгляд тоже показался мне рассеянным, замыленным.
– Здравствуйте, я ваш новый сосед – Максим.
Он не стал пожимать мне руку, а только кивнул и ответил:
– Алексей.
Мужчина закрыл свою дверь, а я остался стоять с протянутой рукой и чувствовал себя по-дурацки.
«Странные соседи. Но хотя бы тихие. Ведут себя так, будто тут совсем никто не живёт», – думалось мне, пока не наступила ночь.
Я уже задремал, а меня потревожил топот маленьких ног. Шаги пронеслись от прихожей к кухне и обратно. Ещё одна пара ног затопталась у моей двери. Это тоже напоминало детский бег. И кто-то третий присоединился к ним. Теперь целая толпа малышей носилась там. И никто из них ничего не говорил и не смеялся.
Что за ребятишки устроили там молчаливые догонялки?
Это был странно. Я не думал, что у кого-то из соседей есть дети. Их было не видно и не слышно. Что же они: весь вечер сидели тихо, как мыши, а ночью принялись за игры? Почему им такое позволяют?
Я напомнил себе правило: не лезть в чужой монастырь со своим уставом. Одёргивать шаловливых детей – дело родителей, а я завтра скажу потихоньку, что маленькие хулиганы мешают спать.
***
Утром в коммунальной квартире снова стояла такая тишина, что было слышно, как тикают настенные часы в соседней комнате. Будний день, восемь часов, никого не собирают ни в школу, ни в детский сад.
В квартире, где я рос каждый день начинался с суматохи, а тут тишина. Людям некуда спешить, они спят.
Я подумал, что надо успеть первым воспользоваться плитой, чтобы приготовить себе завтрак. Собирался выйти в коридор и чуть из тапок не выпрыгнул от испуга. У моего порога стояла пожилая соседка. Сверлила меня невидимыми глазами.
– Доброе утро, – сказал я. – А чего вы тут стоите?
Старуха, как всегда, реагировала на мои слова с задержкой. Она будто спала стоя. После долгой паузы соседка отмерла и, ничего не ответив, зашаркала тапками.
Воображение внушило мне мысль, что эта бабушка всю ночь стояла под моей дверью. И мне стало от этого не по себе.
Оказалось, и другие соседи уже не спали. Молодая женщина стояла на кухне. Смотрела в окно, словно там было чем любоваться. Со всех сторон обветшалые дома, внизу асфальтовый пятачок, а сверху сплошные тёмно-синие тучи. Закрыты как в банке.
В холодильнике почти все продукты мои, только старая пачка маргарина и банка хрена чужие. Так могут жить холостяки, но не те, кому надо кормить малышей.
Сосед шарахался по коридору. Он был не бодрый и не сонный, а такой, как вчера. Холодный и нелюдимый.
Я не удержался от вопроса:
– Алексей, вчера ночью какие-то детишки бегали по коридору. Тут их много?
– Не женат. Детей нет, – сказал он, как на допросе и повернулся ко мне спиной.
Эти люди предпочитали вести себя отстранённо. Они делали вид, что я тут не новый человек, а привычный. Старались в упор меня не замечать.
Стоило закрыться в комнате, и опять тишина. Ни шага, ни скрипа. Хоть бы кто кашлянул или шмыгнул носом. Ничего подобного. Часы тикают в соседней комнате, комар бьётся о потолок.