СССР: Бесконечная онлайн закупка
Шрифт:
Хохочущие люди, услышав предупреждение, поначалу с интересом наблюдали за распаковкой миниатюрного аппарата.
«И это сварка? Воняет слабостью».
Именно с таким выражением мужчины, знакомые со сварочными работами, смотрели на это милое явление со странным пистолетом, и встраиваемой внутрь бобиной с тонкой проволокой. Однако когда малыш тихо загудел, они все же последовали совету, и прикрыли глаза. Так же, как девяносто девять процентов зрителей. Следом за треском дуги, и шипением наплавляющегося металла раздался уверенный и громкий голос:
— То, что вы наблюдаете сквозь закрытые глазки — сварочный полуавтомат с автоматической
На верхней перекладине крутились обрезки труб большего диаметра, ограниченные приваренными с обеих сторон кольцами. К ним были умело присобачены сваркой еще две вертикальные трубы.
«ХОРОШ! Вот это шов! Я бутеры так никогда не намазывал, как металл! Мужчина мля!».
Вскоре сварочный аппарат добрался и до мелких прутьев, которые соединились в форме коробки с одной открытой стороной. Коробка была приварена к двум свисающим трубам, позволяя, наконец, зрителям догадаться, постройкой чего занят удивительно мастеровитый торгаш.
Как только сварка подошла к концу, настал черед все собирать. К бортикам и основанию коробки с помощью шуруповерта, были прикручены болты, сами нарезавшие резьбу. Легким движением руки качели с прямоугольным основанием, на треугольных ножках, встали в правильную позу.
«Последний штрих…».
Остановив раскачавшиеся качели, Паша достал новый инструмент — электрический краскопульт яркого желтого цвета. Он небрежно заправил агрегат смесью из ацетона и ярко-красной эмали, после чего, несколькими размашистыми движениями, покрыл тонким слоем всю конструкцию.
— Фините ля комедиа! И хорошо, что детей не привели. Эротическую презентацию, они бы как-то перенесли, но вот после того, как увидели мою работу, вас бы живьем схавали. Заставили бы делать для себя сначала качели, потом сани, велосипеды, или что там хотят спиногрызы? По мне, так лишь одного: отсутствия здорового сна, и хорошего настроения родителей. — Паша отошел на пару метров от качелей, позволяя ошеломленным покупателям осмотреть их. И дело не в самих качелях, сколько в том, что торгаш сделал их с нуля меньше чем за пять минут. Пять минут! Жены негодующе смотрели на мужей, с мыслями: «Вот! Смотри как надо! Ты бы их месяц мастерил, и в итоге недоделал. Бросил бы за гаражом, и там остался бы пить со своими мужиками, лентяй!». — С моими профессиональными инструментами вы превратитесь в гуманоидный компактный передвижной завод, способный самостоятельно произвести что угодно. Были бы материалы, знания, и желание. На любой, я подчеркиваю, ЛЮБОЙ вид работ сможете подобрать свой инструмент, или специальные аксессуары к нему. Хотите построить дом? Построите. Хотите сконструировать, и собрать собственный автомобиль? Соберете. Да хоть самолет! У меня найдется все необходимое. И в довершение главный аргумент ко всему этому представлению: Если на лавке лежит какой-то товар, назначение которого не понимаете, то он НЕ не нужен, НЕ бесполезен. Просто вы знаете недостаточно. Не стесняйтесь подойти и спросить, я буду рад поделиться своими знаниями. Стыдно не незнание, стыдно нежелание знать.
Если бы Паша сообщил это в начале, его бы подняли на смех. Однако выдающиеся навыки обращения с инструментами и материалами, заставили людей осознать, что торгаш сильно отличается от других лавочников. По крайней мере, он на сам ом деле знает, что продает, и умеет этим пользоваться. От последней мысли становилось немного не по себе, ведь с самого начала презентовал он резиновый фаллоимитатор…
«Фух… Не зря станки и товары по сто раз пересобирал, ох не зря…».
Уложившись в очень узкое окно «интереса-равнодушия» зрителей, Паша смахнул несуществующий пот. Свою главную работу он выполнил, теперь можно немного расслабиться.
— У него талант оратора. — Юлиана, неотрывно следившего за юным эволюционистом, мало волновали его прямые руки. А вот удивительная способность манипулировать настроением, и даже мнением людей, зацепила. — Такой живой ум очень пригодился бы нашей семье.
Скосив красные глаза на не менее впечатленную Катю, альбинос нехотя увидел, как та грустно отворачивается. Как отец, он любил свою дочь, и желал ей лучшего. Но лучшее в его понимании сильно отличалось от лучшего самой девушки. Она просто не осознавала, каково жить с обычным человеком, вынужденная скрывать свои способности. А если те проявятся, наблюдать, как меняется отношение любимого к ней, и, возможно, к будущим детям. Страх, отвращение, неприятие — все это он видел много-много раз. Не только с собой, но и с другими эволюционистами.
— Ты можешь ненавидеть наши устои, традиции, и амбиции, но вредить собственному будущему из-за глупой злости на образ жизни?.. Стоит ли оно того? — Юлиан обратился к молчаливой дочери, поникшей, и погрузившейся во внутренний мир. Его не остановила даже ладонь жены, легшая в руку. — Носиться как умалишенная со своими чувствами, чтобы по прошествии лет осознать их незначительность. Оглянуться назад, сожалея об упущенных возможностях. Сожалея о ком-то, кто уже будет в объятиях другого человека. Кого уже нельзя будет вернуть.
Переведя взгляд на Павла, увлеченно рассказывающего об электрической цепной пиле. Приглашающего людей совершенно бесплатно попробовать еду, и горячие напитки из «BC-food», Юлиан усмехнулся.
— Да и не этого ли ты и искала? Коновалов может быть одним из нас, возвышенным, бесконечно талантливым существом, однако воспитан он в простой человеческой семье. Кто знает, может, взгляды на жизнь, и воспитание детей у него соответствующие? — Как отец, но, прежде всего, как опытный политик, он прекрасно понимал, что творится на душе дочери. Какими переживаниями полнится разум. Так что он знал, куда бить. Сам при этом внутренне насмехаясь:
«Павел может быть хоть десять раз воспитан простым человеком, но от своей природы не уйти. И амбиций в нем намного больше, чем во многих эволюционистах. Нет ни малейшей возможности, что к жизни, и к своему будущему потомству он станет относиться как низшее создание».
Взирая на шесть торговых палаток, к этому времени привлекших уже больше трехсот человек, Димченко-старший разглядел в них нечто большее. Не деньги, но влияние, контроль населения через потребление — добровольное рабство… Павел мог осознавать это, а мог не догадываться, но, в конце концов, он все равно взбирается туда, куда стремится и сам Юлиан.