Ссыльнопоселенец
Шрифт:
– Федь, это вы что, постоянно костыли заготавливаете? – забивая завершающий гвоздь, спросил я.
– Да нет, плоты-то расшиваются в Звонком. Все костыли собирают, и Сергеич забирает их домой. У него кузня небольшая, чтобы зимой не бездельничать. Тут же не там, то надо таз запаять, то топор заточить, то коня переподковать. Ну и заодно костыли правит, точит. Все, шабаш, вон рубщики топают.
На самом деле на склоне холма появились лошадки и люди. Бригада только подошла к лагерю, как сверху звонко крикнули:
– Эй, лесорубы! Позвольте подойти?
– Кто это там? – Сергеич положил руку на приклад карабина, но особо не волновался.
А вот Герда, наоборот, слегка занервничала. Именно слегка. Вроде и опасности нет, а ситуевина ей не нравится.
На вырубке появились четыре фигуры, и вскоре к нам подошли три молодых мужика и девушка. Девушка шла со связанными руками, подбородок ей поднимало самодельное ярмо из длинного шеста с рогулькой, обмотанной тряпкой, и привязанной под затылком короткой палки.
– Охотнички. – Бригадир медленно встал.
– Виктор, не пыли. Это наши, и они в своем праве, – тихо заметил Генри, тоже положивший ладонь на рукоять револьвера.
Охотники встали около нас. Обычные лесовики, в сапогах, коротких куртках и войлочных кожаных шлемах с козырьками, вроде как такие буденновками называются. Вооружены мосинками, на поясах ножи и топоры, за спинами простые, но прочные рюкзаки. У самого молодого еще револьвер в кобуре на поясе, ремешком к бедру привязан.
А вот девушка тоже явно новичок. Шинелька, шляпа, которую снизу притянули ремешком, чтобы не падала. Сзади на ней, похоже, ее же рюкзак, поверх рюкзака ружейный чехол.
Девушка, или молодая женщина, уставшая, чумазая, с промытыми слезами дорожками на лице, но даже так гордая. Похоже, силы уже на исходе, едва сдерживается. Симпатичная, кстати, даже сейчас, и очень фигуристая. Сильная девка, видно сразу.
– Привет честной компании. – Главный из охотников приподнял над головой свою буденновку. – Хлеб да соль.
– Едим, да свой, – буркнул в ответ Сергеич.
– Зря ты так, – покачал головой старший. – Подумаешь, погоняли тебя семь годов назад, что было – быльем поросло. Сам знаешь, это наша законная добыча. Да норовистая какая, едва вдвоем удерживали. Зато станок – чудо, имей да имей.
Девушка попыталась опустить голову, но толчок рогульки вздернул ей подбородок.
– Ты голову-то не опускай, пусть парни на глазки твои сапфировые посмотрят, на губки алые. Может, кто тебя на ночь захочет. А что, тут места глухие, девок обычно не водится. И мужики обычно наши, которые гетеросексуалы. – Молодой охотник явно рисовался перед нами и издевался над девушкой.
– Сипой, хватит! – старший одернул его. – А то договоришься до дуэли.
– А что, я не против. – Молодой начал было ерепениться, но скис от яростного взгляда старшего.
А ведь старший не просто прав, а прав на сто процентов. Малейший намек на мужеложство или скотоложство – и, например, я сдерживаться не стану, пристрелю сразу. И судья оправдает.
– Мужики, мы в своем праве, сами знаете, – еще раз повторил старший. – Переночевать можем?
– Можете, – в конце концов кивнул бугор. – Что с девушкой делать будете?
– А что делать? Щас на горшок сводим – и опять вязать придется. Гордая девка, сильная, смелая. Даже жалко немного. Но на самом деле станок у нее шикарный! – Старший, усмехнувшись, качнул головой.
– Это же белая женщина! Как ее можно так, в колодках? – Хик явно нервничал.
– А ты выкупи как есть. – Молодой усмехнулся, пару раз двинул рогулькой, заставив девушку повернуться. – Погляди, какая. Только сам ее объезжать будешь, я тебе ее держать не стану за так. Разве рогульку отдам, в нагрузку. Давай, две тысячи кредов – и бери ее как есть!
Мужики промолчали. Я уже знал, что две тысячи кредитов – очень много, практически трехлетняя зарплата нормального мужчины. Но поглядел на сверкающие от слез глаза, на горделиво вздернутый подбородок девушки, и что-то меня толкнуло. Тем более что от Герды пришла волна глухого раздражения из-за того, что обижают самку человека. Очень хорошую самку.
– Годится! – Я вышел вперед. – Две тысячи, и беру как есть.
Молодой щелкнул от удивления зубами, а девушка было с яростной надеждой взглянула на меня, но тут же разочарованно опустила глаза. Правильно, смотреть особо не на что, страхолюдный громила. Да еще небритый уже вторую неделю, никак не решусь на следующую попытку с опасной бритвой.
Вытащив из трофейного пояса деньги, я отдал их старшему и повернулся к молодому, который решил было снять с девушки рюкзак и ружье в чехле.
– Ты сказал как есть, а потому не тронь! Это все мое!
Я и так в бешенстве: ненавижу, когда так с женщинами обращаются. Кроме того, это людоловы, люди, которые охотятся на таких же, как и я, новичков. И единственное, почему лесорубы не берут в руки оружие, – это русские. А здесь, как мне растолковали, среди своих перестрелки не самое любимое занятие. Бывают, но причина должна быть серьезной, и, что меня поразило, все перестрелки расследуются местными правоохранителями, и обязательно бывает суд. Но именно между русскими и американцами, точнее, людьми, резидентами этих земель. Разумеется, далеко не все столкновения выявляются, но такое прилюдное будет расследоваться обязательно.
А девушка пока еще не резидент, она здесь пока вообще никто. То, что она попалась людоловам, печально только для нее, здесь есть женщины-рабыни. Их покупают ниже по течению, обычно азиаток или мулаток.
– Дурень, кто тебя за язык тянул, – в сердцах сказал старший людолов, пересчитав деньги. Взял у злющего молодого конец рогульки и протянул его мне. – Владей, слово было сказано.
– Свидетельствую, – отозвался Виктор Сергеевич.
– Свидетельствую, – кивнул Генри.
Все, по здешним законам я теперь рабовладелец. Всю жизнь мечтал, ешкин кот. Несмотря на всю серьезность ситуации, я усмехнулся, и Герда удивленно гавкнула на меня.