Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 1
Шрифт:
– На нем были лирские доспехи. Белый плащ… гребень на шлеме тоже белый, из конского волоса. А в остальном – обычный нагориец. Узкое лицо, черная борода. Только глаза не темные, а голубые. И еще – у всех остальных поверх доспехов были черные накидки с горностаем, а у него – ничего.
Седой мужчина с резкими морщинами на худом, обветренном лице и молодыми темными глазами при этих словах ударил кулаком в раскрытую ладонь.
– Клянусь Двуликим, Астер!.. – сказал он, и на последнем слове его голос странно дрогнул. – Это, и правда, он! Парень действительно его убил!!
– Или он просто выдумал
Крикс скосил глаза на говорящего. Им оказался одноглазый человек лет двадцати пяти, через лицо которого тянулся длинный сизый шрам. На раненого он смотрел почти брезгливо. Энониец мысленно пообещал себе, что, если он останется в живых и оправится от раны, то припомнит этому человеку все сразу: и «щенка», и то, что тот назвал его лжецом. Ну, а пока он просто посмотрел на одноглазого с презрительным прищуром:
– Очень нужно мне что-то доказывать тебе, кривое пугало. Не веришь – и не надо.
Одноглазый резко встал, и Крикс подумал, что ужасный шрам и нездорово-бледное лицо его обидчика только что ввели его в заблуждение. В действительности тому было даже меньше двадцати.
– Что ты сказал?.. – прошипел он.
– Достаточно, – приказал человек, стоявший за деревьями. – Сядь, Даррек.
К удивлению «дан-Энрикса», взбешенный его выходкой противник как-то разом сник и снова опустился на бревно.
– Я думаю, имперец сказал правду, – сказал Астер. – Если это так, то Лис и Шестипалый подтвердят его слова, когда вернутся. Пчелоед, пока перевяжи его… а там посмотрим.
Пчелоед кивнул и снова наклонился к ране, но седой мужчина, на которого известие о смерти командира «Горностаев» произвело такое сильное впечатление, удержал лекаря за плечо и опустился на корточки рядом с энонийцем.
– Погоди, южанин. Подкрепись, пока этот трухлявый гриб не стал вытягивать из тебя жилы. Будет легче.
С этими словами он поднес к губам Рикса какой-то предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался старой, покоробившейся от времени кожаной фляжкой. Запах чего-то слезоточиво крепкого, отдающего смолой и можжевельником, ударил в ноздри. Крикс храбро глотнул из фляжки нечто, больше всего походившее на смесь ячменной водки и настойки от простуды.
– Пей, сколько захочешь, – щедро предложил седой. – А потом я сам выпью за твое здоровье. Как тебя зовут?..
Крикс открыл было рот, чтобы представиться, но тут глоток чудовищного пойла докатился до его желудка, и южанин судорожно закашлялся, вытаращив глаза.
– Кхх-х-рик… – только и выдавил он из себя, прежде чем горло пережало новым спазмом.
– Твое здоровье, Рик! – торжественно сказал седой, глотнув из фляги так непринужденно, словно там была обыкновенная вода.
Конь убитого «дан-Энриксом» такийца оказался превосходным. Обычно Дарнторн относился к лошадям очень бережно, но в этот раз он гнал коня по направлению к Сокате со всей возможной скоростью. Льюберт спешил, словно гонец со срочным донесением – с той только разницей, что для гонцов в пути приготавливают свежих лошадей, а Льюберту пришлось преодолеть все это расстояние на вороном тарнийце, вид которого назойливо напоминал ему о Пастухе. В Сокате Дарнторна, по счастью, опознали сразу. Ему позволили поесть, дали вина, и Льюберт, наскоро поведав о гибели раненых, упал на отведенную ему кровать и сразу провалился в сон. Правда, проспал он всего несколько часов, после чего Дарнторна снова растолкали и сказали, что его желает видеть коадъютор.
Ирем совершал обход городских укреплений и, похоже, только что вернулся. Он даже не пожелал дождаться, пока Льюса приведут к нему, и встретил его прямо во дворе, небрежным жестом отпустив стрелка, сопровождавшего Дарнторна.
Молча выслушав историю о появлении такийцев и о разорении деревни, лорд задал вопрос, который Льюс больше всего боялся от него услышать.
– Рикс убит?
– Да… то есть… я не знаю, – пробормотал он. – Думаю, что да.
Рыцарь нахмурился.
– Что значит «думаешь»? Ты это видел?
Льюс невольно отвел взгляд. Раньше лорд Ирем всякий раз смотрел как будто сквозь него, и у Дарнторна создалось не слишком окрыляющее ощущение, что рыцарь просто не желает его замечать. Но сейчас, когда коадъютор смотрел на него в упор, Льюберт готов был пожалеть об этом времени. Выдержать пристальный взгляд рыцаря было не так-то просто.
Льюберт облизнул сухие губы и кивнул, стараясь не встречаться с Иремом глазами.
– Как он погиб?..
Дарнторна так и подмывало брякнуть: «Как дурак». Если бы не его непоправимое упрямство, Рикс мог бы сейчас стоять здесь рядом с Льюбертом.
– Да может, он еще и не погиб, – пробормотал Дарнторн, покусывая нижнюю губу. – Может, он жив и попал в плен к такийцам.
По лицу коадъютора никак нельзя было прочесть, о чем он думает.
– Видимо, так от тебя толку не добьешься, – хмуро подытожил он и приказал: – Расскажи все, что помнишь.
Льюберт сглотнул. То, что он помнил о сражении, рассказать было невозможно. И не только сэру Ирему, а вообще ни одному живому человеку.
Льюберта едва не затошнило от одной лишь мысли – рассказать мессеру Ирему о том, что Рикс погиб в каких-то ста шагах от места, где укрылся сам Дарнторн. И вместе с тем в нем поднималась мутная волна негодования. «Да почему я вообще должен оправдываться в том, что я, в отличие от Пастуха, не идиот?..»
Льюберт, в общем-то, не помышлял о том, чтобы обмануть каларийца – просто заменял в своем рассказе непроизносимые места. Мешая правду с ложью, он поведал, как такийцы подожгли походный госпиталь, а они с «дан-Энриксом» нашли валявшийся без дела арбалет. Как энонийца в нескольких шагах от Льюберта сбил с ног какой-то шэддер, а Дарнторн сумел спастись, выпустив арбалетный болт в атаковавшего их всадника с приметным белым гребнем на верхушке шлема и вскочив на его лошадь. Как потом он прятался в лесу, пока такийцы жгли деревню. И наконец, о том, как после их отъезда он искал, но не нашел труп Рикса среди остальных убитых. Или просто не сумел узнать его среди десятков обгоревших тел. К концу рассказа Льюберт неожиданно поймал себя на том, что уже четверть часа совершенно по-плебейски грызет ноготь.