Сталь остается
Шрифт:
Падров день. Праздник. Ура!
Рингил снова перекатился на бок, опустил руку и пошарил теперь уже по полу возле кровати. Пальцы наткнулись на тяжелый твердый предмет неопределенной формы, который при более тщательном изучении оказался камнем, завернутым в весьма дорогой пергамент. Он поднес камень к лицу — пальцы не ошиблись, действительно камень — и развернул бумагу. На небрежно оторванном от большого листа кусочке было всего одно слово, написанное на трилейнском.
Вставай.
Почерк был знакомый.
Рингил
— Доброе утро, Рингил, — сказала она.
— Мама… — Рингил сдержал еще один стон. — Чего ты хочешь?
— Я бы сказала, что хочу позавтракать, да только время для завтрака давно прошло. Как праздник? Хорошо повеселился?
Рингил дотронулся до того места, где барабан колотил громче всего. Упоминание о завтраке отозвалось неожиданным кувырком в желудке.
— Послушай, оставайся там, — пробормотал он. — Я сейчас спущусь. И не бросай больше камней. А то мне и за это еще придется заплатить.
Вернувшись к кровати, он окунул голову в стоявшую рядом с ней миску с водой, ополоснул лицо, побрызгал на волосы, потер во рту душистой веточкой из кувшина и принялся собирать разбросанную одежду. Времени на это ушло на удивление много, учитывая скромные размеры самой комнаты.
Одевшись, Рингил убрал назад длинные черные волосы, перевязал их серой лентой и вышел на площадку. Остальные двери были надежно заперты; постоялый двор еще спал. Большинство гостей, как и положено цивилизованным людям, отсыпались после бурных праздничных гуляний. Все еще запихивая в штаны полы рубашки, он сбежал по лестнице, чтобы поскорее предстать перед госпожой Ишил из Эскиат-Филдс, прежде чем та, устав ждать, не распорядится взломать передние двери.
Отодвинув засов, Рингил шагнул за порог и остановился, жмурясь от бьющего в глаза слепящего солнца. Всадники, похоже, даже не пошевелились с того времени, как он отошел от окна, но вот Ишил уже стояла у двери. При появлении сына она откинула капюшон и шагнула навстречу. И если поцелуй в щеку был лишь формальным жестом, то в объятиях матери он ощутил нечто большее. Рингил ответил со всем энтузиазмом, какой еще позволяли раскалывающаяся голова и поднимающаяся из желудка тошнота. Получив положенное, мать освободила его из объятий и отступила на шаг, рассматривая сына, словно платье, в отношении которого есть некоторые сомнения.
— Какая приятная встреча, мой красавчик. Рада тебя видеть.
— Как ты определила, в какое окно бросать камень? — поинтересовался Рингил.
Ишил неопределенно повела рукой.
— Мы расспросили. Найти тебя совсем не трудно. В этом свинарнике, похоже, все знают, где
Последнюю реплику он пропустил мимо ушей.
— Я герой, мама. Героев знают все. Чего еще ты ожидала?
— Здесь тебя тоже называют Ангельскими Глазками? — Она задержала взгляд на его лице. — Сегодня тебе подошло бы что-то другое. Дьявольские Глазки, например. Огня в них больше, чем в кратере Ан-Монала.
— Сегодня праздник. Такие глаза у всех. И кстати, с каких это пор ты знаешь, как выглядит Ан-Монал? Ты ведь никогда там не бывала.
— Уверен? — фыркнула Ишил. — За три года, что прошли с тех пор, как ты в последний раз навещал свою бедную престарелую мать, я могла побывать где угодно.
— Мама, пожалуйста…
Рингил покачал головой и посмотрел на нее. Матери сорок с чем-то, а выглядела едва ли не вдвое моложе. Невестой Ишил стала в тринадцать, а к двадцати уже была матерью четверых детей. В последующие два с половиной десятка лет ее женские чары только крепли, и хотя Гингрен Эскиат по-прежнему не пропускал ни одной юбки в пределах досягаемости, он неизменно возвращался в супружескую постель. Верная принятому в Ихелтете обычаю, Ишил подкрашивала глаза и губы, убирала назад волосы, оставляя открытым почти нетронутый морщинами лоб и скулы, выдававшие южное происхождение ее предков, а когда двигалась, платья подчеркивали изгибы и выпуклости, позавидовать которым могла бы и иная юная прелестница.
В высшем свете Трилейна шептались, что все это не иначе как колдовство, что Ишил продала душу за молодость. Рингил, частый свидетель утреннего туалета матери, находил объяснение в умелом применении косметики, хотя и не отрицал возможного факта сделки с нечистой силой. Честолюбивые родители Ишил, происходившие из купеческой среды, возможно, и обеспечили дочери роскошную жизнь, выдав ее замуж за представителя дома Эскиатов, но за все приходится платить, и в данном случае ценой был сам Гингрен.
— А что, разве не так? Когда ты в последний раз приезжал в Трилейн?
— Как отец? — покорно спросил Рингил.
Их глаза встретились. Вздохнув, Ишил пожала плечами:
— Ох, ты ведь знаешь. Твой отец… это твой отец. Постарел, но жить с ним легче не стало. Спрашивает о тебе…
Рингил поднял бровь.
— Неужели?
— Да, спрашивает. По вечерам иногда, когда устанет. Порой мне кажется, что, может быть, даже… сожалеет. О сказанном тогда.
— Так он умирает? — Нотка горечи все-таки прокралась в его голос. — Поэтому ты приехала?
Мать снова посмотрела на него, и в глазах ее как будто что-то блеснуло. Уж не слезы ли?
— Нет, я здесь по другой причине. Из-за него я бы не приехала, и ты это знаешь. Есть кое-что еще. — Она хлопнула вдруг в ладоши и натянуто улыбнулась. — Но что же мы здесь стоим? Где все? Это постоялый двор или каменный круг Олдраина? Мои люди проголодались, лошадей тоже нужно накормить и напоить. Если уж на то пошло, я бы и сама немного перекусила. Разве твой хозяин не хочет заработать? Или наши деньги недостаточно хороши для него?