Сталь от крови пьяна
Шрифт:
— А насчёт тебя, Гвен, я скажу лекарю… — задумчиво продолжил Генрих. — Не тому, который здесь, в Клауде, за тобой ухаживал, а нашему, бьёльнскому. Он, я думаю, не откажется научить тебя тому, что должна знать его помощница.
— Спасибо, милорд, — склонила голову Гвен.
А потом вдруг резко посмотрела на Генриха таким взглядом, каким Хельмут обычно старался, несмотря на непреодолимое желание, не смотреть.
***
Холодная нолдийская весна закончилась, и ей на смену пришло холодное нолдийское лето. Ветер дул непрестанно, и солдаты постоянно молились, чтобы не пошёл дождь. Дожди уже были в начале геужеса* — долгие, сильные ливни, сбивающие с ног и ледяными змеями заползающие под одежду. Некоторые воины простужались после такого, и к работе лекарей, помимо хлопот с ранами, прибавлялось ещё и лечение
Генрих был рад не только тому, что Гвен быстро оправилась, но и тому, что ей нашлось место в армии. Она ни в какую не хотела уезжать в безопасный Эори, но и оставлять её обузой тоже не стоило: она бы только мешала и невольно отвлекала солдат. А белый передник помощницы лекаря внушал у них даже некоторое уважение. Генрих ни разу не замечал, чтобы простые воины приставали к таким женщинам. Рыцарей и дворян это, правда, не касалось.
И вот настало лето. Дни длились дольше, солнце светило чуть ярче и давало больше тепла, чем прежде, но всё же в этих краях было куда холоднее, чем в Бьёльне. Генрих помнил, как долго и неохотно привыкал к такой погоде, будучи оруженосцем, зато потом, по возвращении домой, так же долго и неохотно привыкал к погоде бьёльнской. Воздух ему казался жарким и душным, он скучал по прохладе, дождям, снегам и морозам. Этого всего в Бьёльне тоже было предостаточно, но обычно и снега там выпадало меньше, и морозы стояли не такие крепкие, и лето пригревало сильнее, чем в Нолде.
В этом году привыкать к холодам почти не пришлось. Будто и не было тех десяти лет, что отделяли его нынешнего, двадцатисемилетнего лорда, властителя целого аллода, от юноши восемнадцати лет, едва принявшего рыцарские обеты и получившего шпоры. И меч… Тот прекрасный, но неудобный меч лорда Джеймса, который остался в Айсбурге. Странно, что лорд Коллинз о нём не вспомнил и не спросил во время встречи на тракте — Генрих уже готов был извиняться и оправдываться, но не пришлось.
Настал биржелис*, первый месяц лета, время цветения анемонов и горечавки, ярких синих колокольчиков и белоснежных ландышей, вишни и яблонь. Вокруг Клауда расстилались поля, напоминавшие цветные ковры, и из леса пахло по большей части свежестью, листвой и хвоей, нежели гарью, как было весной. И всё чаще в Клауд дозорные отряды возвращались ни с чем, отчитываясь, что никого не нашли, всё реже из сторожевых башен поступали сведения об обнаруженных фуражирах. Генрих был рад: кажется, им удалось отпугнуть фарелльцев, отвадить их от захваченных территорий, заставить сгруппироваться в их лагере и не покидать его так часто, как раньше.
Значит, пришло время для новой битвы.
Ждать, когда с северо-запада вернутся нолдийцы, а с востока — шингстенцы, было некогда. Фарелльцев осталось не так много, и имеющейся армии Бьёльна должно хватить, чтобы отогнать их к северу, к Ледяному мосту. Генрих предполагал, что к тому моменту враг уж наверняка дождётся подкрепления, но и к ним тоже придёт подмога… Может, тогда-то и состоится решающий бой и они смогут окончательно прогнать захватчиков с этой земли.
Был отдан приказ приводить в боевую готовность отряды со сторожевых башен. Тот отряд, что обошёл ставку фарелльцев с севера, уже давно ждал сигнала. Разумеется, в Клауде тоже спокойствием и не пахло: Генрих велел готовить подкрепление на случай, если и эта битва начнёт обращаться не в их пользу. Но нет, на этот раз они не проиграют.
Он не проиграет.
Властитель Бьёльна и ученик лорда Коллинза попросту не имеет права продуть этот проклятый бой, к которому он так долго и тщательно готовился. Не могут провалиться его сложные планы, на продумывание которых ушла не одна ночь.
Генрих снова начал ощущать эту удушающую злость, но уже сам не знал, на кого или на что она была направлена.
День битвы выдался пасмурным, тревожным. По небу плыли серые облака, ветер шевелил листву и травы, слышалось бряцанье оружия
Отправив в бой основную часть войска, Генрих заволновался ещё сильнее. Весь последующий час он ходил туда-сюда по замку и его внутреннему двору, проверяя, всё ли в порядке, готовы ли солдаты, хватает ли оружия и лат… При этом он едва не забыл облачиться в доспехи сам.
Генрих бросился к оружейной, где в сером полумраке солдаты подбирали шлемы и копья. А у дальней стены он обнаружил Хельмута — он, сидя на небольшой белой скамейке, нервно вертел в пальцах один из своих многочисленных метательных кинжалов. Будто надеялся метнуть этот кинжал, чтобы тот пролетел километры к северу, преодолел леса, горы и крепости и вонзился прямо в сердце фарелльского короля, затеявшего эту войну из-за своей гордости и амбиций, из-за желания заполучить во владение ещё больше земель — ещё больше власти…
— Всё-таки идём? — встрепенулся Хельмут, обнаружив Генриха в оружейной. — Давай я поведу подмогу.
Генрих замер и посмотрел на него вопросительно.
— Не надо, — холодно отозвался он. — Я поведу сам.
— Нет, ты… ты?! — Голос Хельмута эхом отразился от стен и взлетел под потолок.
— Именно.
За всё это время Генрих уже не раз пожалел, что не успел найти оруженосца, прежде чем наступила война, но сейчас Хельмут подвернулся под руку как нельзя кстати. Он быстро помог ему надеть доспехи, то подавая наплечник или наколенник, то застёгивая ремень, то поправляя стёганку. При этом он настойчиво пытался отговорить Генриха идти в битву, заикаясь и запинаясь от волнения, что вызывало лишь усталую улыбку. Очевидно, что Хельмут беспокоится, но ведь и Генрих беспокоился за него, когда тот участвовал в прошлой битве… Пришла пора им поменяться местами.
— Я же буду не один, — пожал плечами он, заодно проверяя, хорошо ли сидит горжет. — Герцог Рэйкер и Вильхельм уже там, пускают фарелльцев на фарш.
— Надеюсь, Вильхельм не будет творить всякую ерунду… — буркнул Хельмут и как следует затянул ремень набедренника.
— Ты о чём? — переспросил Генрих, опустив голову — друг стоял на одном колене, возясь с защитой ног.
— Да так… беспокоюсь, — после недолгой паузы отозвался Хельмут. Он поднялся и внимательно оглядел плоды своих стараний: доспехи сидели идеально. — Он же всё-таки мой друг, — усмехнулся он уже увереннее, погладив пальцами костяную изогнутую рукоять кинжала у себя в ножнах. — И он жених Хельги. Если с ним что-то случится… она же убьёт меня. — В голосе Хельмута звучала насмешка, но во взгляде вспыхнула тревога.
— С чего ты взял, что с ним что-то случится?
Вильхельм, несмотря на юный возраст, был отличным воином, он превосходно владел мечом и копьём и одинаково хорошо дрался как пешим, так и конным.
— Ну, захочется ему погеройствовать… — пожал плечами Хельмут. Возникло чувство, будто он что-то скрывает, будто он что-то знал о Вильхельме или они вдвоем задумали нечто… Ну или Генрих от волнения начал придумывать какие-то жуткие прогнозы, не соответствующие действительности. — Он последнее время стал каким-то… вспыльчивым, несдержанным… Ты не заметил?
— Вообще-то заметил, — признал Генрих. — Но он ведь молодой совсем, моложе тебя.
— Да ладно, всего на год. — Хельмут снова опустился на скамейку и похлопал по её поверхности рядом с собой: — Присядь, кстати. В атаку пока не зовут.
Генрих присел, звякнув латами.
— Ну да, но всё же… возможно, это его естественная реакция на войну, — сказал он, задумавшись. — Каждый реагирует по-разному: кто-то прячется, замыкается в себе, а кто-то — как Уилл… — Кузен, помнится, просил не сокращать его имя на ноллдийский лад, но сейчас ведь его тут нет, он не услышит. — Лезет во все передряги и пытается стать героем. Кто знает, — сдержанно ухмыльнулся Генрих, — может, у него и получится. И у твоей Хельги будет самый лучший жених из всех, что можно представить.