Сталин и заговор Тухачевского

Лесков Валентин Александрович

Граф Фридрих фон дер Шулленбург получил прекрасное воспитание. В 26 лет начал службу в дипломатическом ведомстве, побывал в Варшаве, Тифлисе, Эрзеруме, Дамаске, Тегеране, Бухаресте. Считался образцовым чиновником консервативного склада, добросовестно служившим сначала кайзеру, потом — Веймарской республике. Своей инициативы он никогда прежде не проявлял, не устраивал никаких оппозиций. В 1934 г. он беспрекословно вступил в нацистскую партию, хотя в среде дипломатов долго чувствовалось закулисное сопротивление. Гитлер это оценил и решил назначить его новым послом в Москву, где прежний посол Рудольф Надольный, несмотря на свое сочувствие нацистскому руководству, успел уже вызвать его неудовольствие. Он стал проводить слишком прорусскую политику и Н. Крестинскому, заместителю наркома по иностранным делам, в ноябре 1933 г. заявил: «Вы знаете меня

давно, я держусь того мнения, что меняются правительственные системы, возникают и исчезают небольшие недоразумения, но основная линия, требующая крепкой связи между Советским Союзом и Германией, остается непоколебимой». (Ю.Л. Дьяков, Т.С. Бушуева. Фашистский меч ковался в СССР. М., 1992, с. 339.) Такой курс Гитлеру не понравился, и он своего посла сместил, заменив его Шулленбургом, в надежде, что тот окажется более покладистым.

Но и последний очень скоро показал, что является сторонником политики «железного канцлера» Бисмарка, давшего совет избегать воо— руженных конфликтов с Россией. Таково же было настроение почти всех профессиональных дипломатов, даже самого главы министерства иностранных дел Риббентропа (1893-1946) и его ближайшего сотрудника Вайцзеккера (1882-1951), занимавшего пост статс-секретаря МИДа (1938-1943). Невероятно, но в исключительно тяжелых условиях (28 апреля 1941 г.) он посмел написать Риббентропу так:

«Я не вижу в русском государстве какой-либо действенной оппозиции, способной заменить коммунистическую систему, войти в союз с нами и быть нам полезной. Поэтому нам, вероятно, пришлось бы считаться с сохранением сталинской системы в Восточной России и в Сибири и с возобновлением военных действий весной 1942 г. Окно в Тихий океан осталось бы закрытым.

Нападение Германии на Россию послужило бы лишь источником моральной силы для англичан». (Вторая мировая война в воспоминаниях Уинстона Черчилля, Шарля де Голля, Корделла Хэлла, Уильяма Леги, Дуайта Эйзенхауэра. М., 1990, с. 104-105.)

Неудивительно, что и Риббентроп постепенно склонился к такой точке зрения. Войны с СССР он не хотел и боялся. 22 июня 1941 г. в здании министерства иностранных дел Германии ему, однако, пришлось объявить советскому послу В. Деканозову (1898-1953), исполнявшему посольские обязанности в течение 1940-1941 гг., бывшему в то же время заместителем наркома иностранных дел (1939-1947) и крупным чином НКВД (заведующий иностранным отделом), соратником самого Берии, о разрыве отношений двух государств и войне. Когда советский посол, произнеся соответствующие моменту ответные фразы, пошел к выходу, в сопровождении секретаря посольства Бережкова, произошло вдруг нечто неожиданное:

«Риббентроп, семеня, поспешил за нами. Он стал скороговоркой, шепотком уверять, будто он лично был против этого решения фюрера. Он даже якобы отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Лично он, Риббентроп, считает это безумием. Но он ничего не мог поделать. Гитлер принял это решение, он никого не хотел слушать.

— Передайте в Москве, что я был против нападения, — услышали мы последние слова рейхсминистра, когда уже выходили в коридор» (В.М. Бережков. Годы дипломатической службы. М., 1987, с. 54; Он же. С дипломатической миссией в Берлин. М., 1966, с. 102.)

Во время этой утренней беседы, когда происходило объявление войны, министр находился явно не в себе: «У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета, и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза». (С. 53.)

При таком раскладе вещей, понятно, что и Шулленбург являлся сторонником мира с Россией и вполне разделял взгляды авторитетных дипломатов и военных, которые генерал Гаммерштейн, начальник Управления сухопутных сил рейхсвера, во время беседы с Ворошиловым 5 сентября 1929 г. выразил так: «У вас коммунистический строй являет— ся государственным строем, у нас коммунизм враждебен государственному строю „…“ Основами дружественных отношений двух стран являются три фактора: дружба армий, возможно дружественная внешняя политика и взаимное признание внутренней политики каждой страны». (Ю.Л. Дьяков, Т.С. Бушуева. Ук. соч., с. 100.)

Шулленбург являлся горячим поклонником советско-германского пакта о ненападении и очень ему способствовал. Гитлер, естественно, знал о его настроениях. И в течение первой половины 1941 г. водил за нос собственного посла, отрицая намерение воевать с Россией. В апреле 1941 г. встревоженный ходящими слухами о войне, посол в сотрудничестве с советником посольства Хильгером и военным

атташе Кестрингом (с явного одобрения Риббентропа!) разработал для Гитлера докладную записку о взаимоотношениях двух стран. Он старался отвратить фюрера от войны, которая, по его мнению, привела бы не к выигрышу, но могла стать погибельной для Германии. Его мнение в этом плане опиралось на авторитетное суждение генерала Гаммерштейна, который, тоже крайне отрицательно относился к идее такой войны и 11 декабря 1932 г. венгерскому посланнику в Берлине Кании говорил: «Все же, по моему мнению, Россия неприступна. И ее соседям придется горько. Русская армия и русские рабочие будут фанатично защищать свою родину. Я знаю, насколько велик рост заводов военной промышленности в Перми, но если они только подготовлены к пуску, то и тогда Россия при ее блестящем географическом положении непобедима. Ну какое для России это может иметь значение, если удастся на время захватить даже Москву?» (Там же, с. 137.)

Шулленбург вручил свою записку Гитлеру и после краткой беседы с ним 30 апреля 1941 г. вернулся в Москву крайне удрученный. Он не скрыл от своих сотрудников, что «выбор сделан, война — дело решенное», и что «Гитлер намеренно обманул меня».

Неудачный ход войны (что посол предвидел) вызвал у него страшную ненависть к фюреру. Он начал искать сближения с оппозиционными Гитлеру кругами, нашел нужных ему влиятельных людей (Герделер, Тресков и др.) и составил с ними совместный заговор. Целью его являлось свержение Гитлера и создание либерального правительства. Предполагалось, что в нем он займет пост министра иностранных дел. Заговорщики создали сильную партию, из людей очень влиятельных. Бывшему послу сумели доставить очень важный пост — заместителя полицай-президента Берлина, который помогал обеспечивать безопасность.

Заговор, однако, был раскрыт из-за неудачного покушения и малодушия военных руководителей, не посмевших в открытую выступить против Гитлера. В итоге вместе с рядом других сторонников Шулленбург был арестован гестапо и казнен. Участием в заговоре против Гитлера бывший посол неоспоримо доказал свою стойкость, смелость, убежденность, патриотизм и антифашизм на деле. Его членство в нацистской партии оказалось чистой формальностью. Правой рукой посла во всех делах являлся советник Густав Хильгер (1886-1965). Он был родом из семьи немецкого фабриканта, имевшего свое дело в России. Учился в Москве, в немецкой школе, с детьми из богатых русских семей. Кончил Высшую техническую школу в Германии (Дармштадт) с квалификацией инженера. В 1910 г. вернулся для работы в Россию. Выгодно женился на дочери французского промышленника, осевшего в Москве. Дела его шли хорошо, карьера складывалась удачно. В начале Первой мировой войны оказался выслан на окраину, в небольшой поселок на северо-востоке европейской России, через некоторое время возвращен в Москву, где занимался защитой интересов немецких военнопленных. После Бреста (1918) ведал вопросами репатриации. Во времена Веймарской республики с небольшими перерывами занимал в Москве дипломатические и другие посты, считаясь, по справедливости, знатоком русской и советской истории, германо-советских отношений' помощником всех послов Германии, их переводчиком во время бесед со Сталиным и другими руководителями СССР. В 1941 г. был отозван в Германию. Несмотря на репутацию политика, настроенного прорусски, занимал в МИДе на Вильгельмштрассе заметное положение, был экспертом по русским делам, руководителем отдела референтов (докладчиков). После войны, как сотрудник Риббентропа, оказался интернирован в США и находился в заключении. По возвращении на родину вновь работал в МИД (Бонн). До смерти успел выпустить интересную книгу «Мы и Кремль».

Знавшие Хильгера единодушно отмечали его высокий профессиональный и культурный уровень, как и его жены. Оба знали по три иностранных языка (он — русский, французский, английский, она — русский, английский, немецкий). Сотрудник посольства Кегель, вспоминая о совместной работе с Хильгером, отзывается о нем так:

«Его солидное, хотя, конечно, полное классовых предрассудков знание истории России и развития Советского Союза вызывало у меня уважение. Я также ценил такое его личное качество, как всегда сдержанное и политически уравновешенное поведение. Я убедился и в том, что он по убеждению, которое, правда, основывалось на совсем ином мировоззрении, чем мое, считал готовившуюся Гитлером и явно приближавшуюся войну против Советского Союза несчастьем для Германии». (В. Кегель. В бурях нашего века. М., 1987, с. 152.)