Сталин после войны. 1945 -1953 годы

Мартиросян Арсен Беникович

Конечно, нельзя исключать и того, что в ряде случаев такой состав преступления не был выявлен вполне умышленно, сознательно, — подчеркиваю, что оппозиция, особенно ее лидеры, не были идиотами в полном смысле этого слова. У них за плечами был колоссальный опыт подпольной борьбы, опираясь на который они заранее внедрили в органы безопасности своих людей, которые по мере сил и возможностей прикрывали своих единомышленников.

Этот прием давно был на вооружении у оппозиционеров — РСДРП (б) еще до революции активно его использовала. В архивах Лубянки сохранилось немало красноречивых свидетельств на этот счет, к примеру, более чем характерный приказ по ОГПУ № 35 от 11 января 1930 г., подписанный тогда зампредом ОГПУ Г.Г. Ягодой. Упомянутым приказом всему составу ОГПУ объявлялось о вскрытии измены в чекистских рядах. Оказалось, что еще за два года до этого — если приказ подписан 27.01.1930 г.,

следовательно, изложенные в нем факты измены были вскрыты еще в 1929 г., что в свою очередь означает при отсчете этих двух годов, что начало этой истории относится как минимум к 1927 г. (возможно, даже и к 1926 г.), что в итоге более чем симптоматично — троцкистская организация внедрила в ОГПУ на должность оперуполномоченного своего человека — Бориса Рабиновича, который в течение всего периода своей работы в органах госбезопасности передавал своим единомышленникам секретную информацию обо всех чекистских операциях против троцкистов. Б. Рабинович, естественно, был расстрелян. Между тем даже в рамках только одного этого приказа это не единственный случай. Как изменник там же фигурирует и сотрудник Украинского ОГПУ некто Тепера, в прошлом не просто анархист, а руководитель всей пропагандистской машины аж самого «батьки» Махно, т. е. своего рода махновский "д-р Геббельс"! То есть всякой дряни и мерзавцев и в чекистских рядах хватало. Подобные случаи имели место как до 1930 г., так и после. Имеют они место, увы, и сейчас. Удивляться этому не приходится, так как это старинный, очень старинный метод противоборства любой оппозиции с власть имущими.

Даже во время ликвидации первой крупной троцкистской контрреволюционной организации во главе с И.Н. Смирновым в 1933 г. было установлено, что члены этой организации получали секретную информацию от своего осведомителя в органах госбезопасности, который, к сожалению, так и не был идентифицирован, — известен лишь его «псевдоним» в троцкистских кругах: «Морковкин» (судя по логике и иерархии оперативной деятельности ОГПУ в те времена, этот «Морковкин» должен был работать в секретно-политическом отделе ОГПУ, в связи с чем, уже в 1937 г. очень серьезные подозрения пали на главу СПО ОГПУ того времени — Молчанова).

Так что, как видите, ничего удивительного в том, что состав преступления не был юридически выявлен, нет. Тем не менее основная же причина все-таки заключалась в ином, и это иное, чуть позже, в 1929 г., четко сформулировал сам Сталин в своем выступлении (опубликовано в его собрании сочинений под названием "Докатились"): "…в течение 1928 г. троцкисты завершили свое превращение из подпольной антипартийной группы в подпольную антисоветскую организацию. В этом то новое, что заставило в течение 1928 г. органы Советской власти принимать репрессивные мероприятия по отношению к деятелям этой подпольной антисоветской организации".

В переводе на обычный язык слова Сталина означают следующее. Репрессивные меры против оппозиции стали применяться лишь тогда, когда юридически в однозначно квалифицируемой и доказательной форме стал выявляться конкретный состав конкретных особо опасных государственных преступлений, предусмотренных различными пунктами и подпунктами знаменитой статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР (в редакции 1926 г.) и аналогичных статей УК союзных республик.

Сам факт трансформации подпольной антипартийной группы в подпольную антисоветскую, то есть антигосударственную по условиям тех времен организацию, неизбежно влек за собой такие последствия. Ибо ни при каких обстоятельствах ни одно государство мира не будет благодушно взирать на появление и тем более подпольную деятельность антигосударственных, антиконституционных организаций. Это аксиома государственной безопасности от сотворения мира — аксиома, которую необходимо и понять, и априори принять, ибо без этого просто не бывает государства.

Что же до Сталина, то он, к возможному удивлению многих, был как сторонником реальной демократии, так и законником и соблюдал законы Советского Союза. Потому и был разборчив в средствах. И в завершение еще один из многочисленных примеров его принципиального стремления к соблюдению законности в стране (из секретной инструкции партийно-советским работникам, органам ОГПУ, суда и прокуратуры, датируемой 8 мая 1933 года):

"В ЦК и СНК имеются сведения, из которых видно, что массовые беспорядочные аресты в деревне все еще продолжают существовать в практике наших работников. Арестовывают председатели колхозов и члены правлений колхозов. Арестовывают председатели сельсоветов и секретари ячеек. Арестовывают районные и краевые уполномоченные. Арестовывают все,

кому не лень и кто, собственно говоря, не имеет никакого права арестовывать. Неудивительно, что при таком разгуле практики арестов органы, имеющие право ареста, в том числе и органы ОГПУ, и особенно милиции, теряют чувство меры и зачастую проводят аресты без всякого основания, действуя по правилу: "сначала арестовать, а потом разобраться".

… Воспретить производство арестов лицам, на то не уполномоченным по закону…

Аресты могут быть производимы только органами прокуратуры, ОГПУ или начальниками милиции.

Следователи могут производить аресты только с предварительной санкции прокуратуры.

Аресты, производимые начальниками милиции, должны быть подтверждены или отменены райуполномоченными ОГПУ или прокурорами по принадлежности не позднее 48 часов после ареста".

Вот так действовал Сталин!

Миф № 114. Сталин отвергал и не терпел критику.

Точное происхождение мифа установить не представляется возможным. Формально первым его эксплуатировать стал Хрущев, начиная с XX съезда. На самом же деле появление этого мифа на орбите пропагандистской войны против Сталина произошло еще в 1920-х годах. Пробные шары на сей счет пускали еще Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рютин, Смирнов и многие другие. Но что же было в действительности?

На самом же деле Сталин очень внимательно следил за тем, чтобы никто ни в партии, ни народу в целом рот не затыкал. Вот, например, как он объяснял крайнюю необходимость критики Московской парторганизации: "Нередко требуют, чтобы критика была правильной по всем пунктам, а ежели она не совсем правильна, начинают ее поносить, хулить. Это неправильно, товарищи. Это опасное заблуждение. Попробуйте только выставить такое требование, и вы закроете рот сотням и тысячам рабочих, рабкоров, селькоров, желающих исправить наши недостатки, но не умеющих иногда правильно формулировать свои мысли. Это была бы могила, а не самокритика… Вот почему я думаю, что если критика содержит хотя бы 5—10 % правды, то такую критику надо приветствовать, выслушать внимательно и учесть здоровое зерно".

А молодежи, особенно комсомольцам, Сталин' внушал: "Было бы ошибочно думать, что опытом строительства обладают лишь руководители. Это неверно, товарищи. Миллионные массы рабочих, строящие нашу промышленность, накапливают изо дня в день громадный опыт строительства, который ценен для нас ничуть не меньше, чем опыт руководителей. Массовая критика снизу, контроль снизу нужен нам, между прочим, для того, чтобы этот опыт многомиллионных масс не пропадал бы даром, чтобы он учитывался и претворялся в жизнь. Отсюда очередная задача партии: беспощадная борьба с бюрократизмом, организация массовой критики снизу, учет это критики в практических решениях о ликвидации наших недостатков".

Ну и где же тут отказ от критики?! И ведь это не только слова и призывы с высоких трибун. Сталин действительно принципиально и активно проводил в жизнь такую политику. Сотни и тысячи людей откровенно писали ему о недостатках в партийной, экономической и внутриполитической жизни страны. Очень и очень многим он отвечал лично, чего впоследствии не делал и не делает ни один из тех, кто сидел и сидит в Кремле. Если критика, как говаривал Сталин, имела хотя бы 5—10 % правды, то можно было не сомневаться, что генеральный секретарь ЦК ВКП(б) отреагирует на нее должным образом. Так поступали очень многие ученые, деятели искусства, военные, конструкторы, руководители промышленности и сельского хозяйства и многие рядовые граждане. В обширнейшей сталиниане и антистали-ниане приводятся десятки ярких примеров того, как Сталин реагировал на критические пожелания обращавшихся к нему людей. Очень многих он тут же принимал и совместно с ними вырабатывал необходимые решения для ликвидации выявленных недостатков. Ну, а если критические замечания и предложения были на все 100 % правдивы и обладали громадной государственной значимостью, то можно было не сомневаться в том, что и реакция Сталина будет воистину государственных масштабов. Прекрасно известно, например, как Сталин отреагировал на критическое письмо известного физика-ядерщика Флерова в условиях войны. Тут же были приняты широкомасштабные меры по ускоренному разворачиванию соответствующих исследований в этом направлении. Прекрасно известно, что выдающийся отечественный ученый Капица неоднократно обращался к Сталину с различными критическими замечаниями и пожеланиями. И реакция Сталина была. Да еще какая! Особенно в сфере усиления советской науки.