Сталин. Трагедия семьи
Шрифт:
И все.
В следующий раз она увидела отца второго марта — беспомощного, лежащего без сознания в большом зале, где собралась масса народу.
Еще первого марта Светлана много раз звонит отцу, но каждый раз получает один и тот же ответ: «Движения нет!»
Это означало, что Сталин спит. Но второго марта уже Светлану вызывают с урока французского в Академии общественных наук и передают, что «Маленков просит приехать на Ближнюю».
Такое было в первый раз в ее жизни — не отец, а кто-то другой просит ее приехать на дачу отца.
Дороги Светлана не замечает, а возле дачи машину останавливают Хрущев и Булганин. Светлана выходит из машины и видит, что лица обоих заплаканы. Дальше — все как в тумане: какие-то люди, какие-то подробности, много знакомых и незнакомых лиц и сознание того, что и отец, и этот дом, и все, что было связано с ним, умирает у нее на глазах.
Светлана уверена, что все три дня до кончины отца провела рядом с ним, у дивана, на который его перенесли охранники. Однако Серго Берия, тот самый, который нравился Светлане в школе, в своих воспоминаниях рассказывает, как его мать ездила навещать Светлану на ее квартиру и что та была довольно спокойной. Тот же Серго утверждает, что ни Василия, ни Светланы в момент кончины рядом с отцом не было. Светлана же описывает последние секунды жизни отца как очевидец.
Говорим об этом только для того, чтобы еще раз напомнить: воспоминания — вещь ненадежная, а тем более когда они литературные.
Еще запомнила Светлана, как тишину, царившую на даче, нарушил голос брата:
— Сволочи! Загубили отца! — кричал Василий Сталин. — Предатели! Загубили отца!
Светлана успела подумать, что брата выдернули с какой-то очередной попойки.
А чуть позже ее едва не стошнило, когда к подносу с бутербродами, который внесла подавальщица Матрена Бутузова, потянулись руки. Ее поразило, что люди могли в такой момент думать о еде и тем более есть.
Светлана за эти дни так и не заплакала.
Светлана Аллилуева, «20 писем к другу»:
«Повара, шоферы, дежурные диспетчеры из охраны, подавальщицы, садовники, — все они тихо входили, подходили молча к постели и плакали. Многие плакали навзрыд, и сестра давала им валерьянку, сама плача. А я-то, каменная, сидела, стояла, смотрела, и хоть бы слезинка выкатилась… И уйти не могла, а все смотрела, смотрела, оторваться не могла».
Только пятого марта, под утро, когда тело отца увозили на вскрытие, ее вдруг начала колотить какая-то дрожь. Она видела, как отца положили на носилки. Вдруг поняла в тот момент, что впервые увидела его нагим. Она стояла вместе со всеми у крыльца, когда носилки поставили в белый автомобиль, и только после того, как дверцы захлопнулись и машина скрылась из виду, она уткнулась лицом в грудь Николаю Булганину и заревела…
Закончилась одна жизнь, где рядом, пусть и где-то очень высоко и закрыто, жил отец, к которому можно было в самые трудные минуты обратиться и получить поддержку.
Впрочем, помочь дочери живого Сталина готов был каждый…
Элеонора Микоян:
— Она попросила меня быть рядом и все четыре дня... по-моему, это все продолжалось четыре дня... я была в Колонном зале рядом. Стояла рядом в почетном карауле. Она просила, чтобы я стояла рядом, боялась упасть...
Светлана стояла в Колонном зале, смотрела в лица, проходящих мимо людей, соратников отца, и думала: что будет теперь? Кому достанется власть? Как новая власть обойдется с семьей Сталина? Где-то рядом продолжал буянить брат, двое приставленных к нему офицеров едва сдерживали его. Ей власть никогда не была нужна, и наследницей трона в отличие от Василия она никогда себя не чувствовала. Так чего же хочет Светлана, думая о будущем, стоя у тела мертвого Сталина?
Как всегда — свободы. А в это понятие она включает все — культуру, путешествия, хорошую мебель, красивую одежду, западную философию. Она думает: получит или нет все это страна, в которой она живет, после смерти ее отца?
Светлана стоит в почетном карауле, Светлана идет за гробом. Светлана почти не слушает, что говорят с трибуны люди, с которыми отец обычно ужинал у себя на даче. Она находится в Мавзолее, когда отца кладут рядом с Лениным. Лицо отца выглядит живым по сравнению с восковым лицом Ленина. Ей даже кажется, что отец откроет глаза, уткнется в нее своим страшным взглядом и гаркнет:
— А ты, что здесь делаешь?
Но отец мертв.
Все. Эта история завершена, начинается новая.
Ни Светлана, ни Василий не были нужны как союзники преемникам Сталина в дни, когда шла борьба за власть. Но о них не забыли. Светлане определяют пенсию, ей оставляют квартиру и выделяют дачу. Василию внимания уделяют гораздо больше, чем сестре. Но Василий и ведет себя по-другому. Он всюду говорит, что отца «убили», «отравили», он называет самого Берию насильником, а министра обороны — бабником. Его вызывают в министерство обороны, просят утихомириться, но Василий не успокаивается. Уже двадцать шестого марта его увольняют в запас без права ношения военной формы, а еще через месяц арестовывают вроде бы за злоупотребления властью. На самом деле ему еще инкриминировалась и особо популярная еще с тридцатых 58-я статья. Василия признали контрреволюционером.
Светлана не заступается за брата.
Она считает, что во всем виноват он сам. Да, его развратили прихлебатели, но все его друзья, «какие-то темные люди — футболисты, массажисты, спортивные тренеры и „боссы“, толкающие его на всякие махинации», — и должны были привести к этому финалу. Пишет о брате Светлана жестко, хотя и считает его больным человеком. В 1960 году ее вызвал Хрущев. Разговор шел о судьбе Василия.
Светлана Аллилуева, «20 писем к другу»:
«Я все время стремилась доказать, что его алкоголизм — болезнь, что он не может отвечать за свои слова и поступки подобно здоровому человеку, — но это не убеждало
…Январь, февраль, март — он жил в Москве и быстро почувствовал себя снова тем, чем был и раньше. Вокруг него немедленно собрались какие-то люди из Грузии — затаскивали его в «Арагви», пили с ним, славословили, курили ему фимиам…
Опять он почувствовал себя «наследным принцем»…»
Светлане же никогда не были нужны огромные дачи, государственные средства и шумные гулянки.
Именно поэтому вскоре после смерти отца она пишет письмо Председателю Совета Министров СССР, в котором благодарит партию за заботу о ней и ее детях и отказывается:
«1. От закрепления дачи „Волынское“ с обслуживающим персоналом.
2. От временного денежного довольствия в размере 4000 рублей в месяц
Вместо закрепления за моей семьей дачи «Волынское» прошу вашего разрешения о предоставлении мне права снимать на летние периоды 2—3 комнаты в дачном поселке СМ СССР Жуковка по Рублево-Угличскому шоссе за отдельную плату.
Еще раз приношу благодарность.
С уважением Сталина».
Это письмо напоминает частые разговоры с отцом, когда он предлагал взять деньги, а Светлана всегда сначала отказывалась. В Кремле ей объяснили, что дочь Сталина обязана получать пенсию — и вообще получать все что полагается.