Сталкер

Силлов Дмитрий Олегович

– Скрипите зубами, не скрипите, молодой человек, а пленника вы упустили, – словно опомнившись, быстро произнес Кречетов. – Причем довольно опасного пленника. Поэтому вас ждет суровое наказание.

– Нет, – прошептал молодой ученый, пятясь назад.

– Это не то, что вы думаете, – слегка поморщился профессор. – Поверьте, то, что я планирую сделать с вами, гораздо лучше, чем обычный автоклав. На вас будет испытана моя совершенно новая разработка в области генной инженерии. Вы практически ничего не почувствуете. Тем более что вы вряд ли переживете снятие кожи, а из мертвого мяса получаются на редкость тупые собакоголовые. Так что и за свой драгоценный мозг можете

тоже не беспокоиться.

Арх повернулся и бросился бежать по направлению к двери, но тут же споткнулся, упал на колени, схватился ладонями за виски и тихонько завыл.

– Поосторожнее, Феб, – заметил Кречетов. – Я вполне верю, что вы можете сварить его мозг в черепе, словно кусок хоммятины в котелке. Только зачем переводить впустую неплохой биоматериал?

– Так, может, помилуем его? – усомнился Феб. – Ученые нам нужны.

– Прежде всего нам нужны преданные ученые, верящие в себя и в наше дело. А этот парень сломался. Некоторым самоуверенным молодым людям для этого много не нужно, достаточно один раз получить по морде. И мне не надо быть псиоником, чтобы это понять. К тому же я хочу опробовать на нем свое новое изобретение.

– Пробуйте, – безразлично махнул рукой нейромант.

Повинуясь его жесту, в помещение вошел собакоголовый. Взяв стонущего Арха за шкирку, он приподнял его над полом и вопросительно посмотрел на Феба.

– В лабораторию, – коротко бросил нейромант. – Зафиксировать на столе и охранять до прихода профессора.

Собакоголовый кивнул тяжелой башкой, повернулся и вышел из комнаты, волоча за собой безвольное человеческое тело.

Феб, небрежно поигрывая узким ножом, повернулся к Кречетову.

– Кстати, знаете, а я предполагал, что дружинник не доедет до автоклава. Возможно, даже хотел этого, потому и послал с ним не пару собакоголовых, а одного хомо, который мне не очень нравился. Не люблю выскочек, которые мнят себя великими учеными, а сами ничего из себя не представляют.

Кречетов криво усмехнулся, хотел что-то сказать, но тут же справился с собой и промолчал. Однако нейромант заметил, как ученый изменился в лице, и рассмеялся.

– Не примите сказанное на свой счет, профессор. Я говорил лишь об этом… как его? Арх, кажется? И потом, не только же вам изобретать новое оружие и технологии. Я вот, например, недавно открыл для себя, что могу отслеживать мыслительные процессы биообъектов, чьей крови я попробовал. И смотрите что получается. Сейчас я ясно вижу, что мои роботы и собакоголовые бестолково мечутся в районе Сокольников, пытаясь понять, как это получилось, что преследуемые буквально провалились сквозь землю. А еще я вижу, что наш благополучно сбежавший пленник сейчас идет в том же направлении и, как я понимаю, сможет привести нас к человеку, которого мы так усердно разыскиваем.

– Вы пили его кровь? – быстро спросил Кречетов.

– Повторюсь: не все же вам ставить эксперименты, – вновь улыбнулся Феб.

Профессора слегка перекосило.

– Мне кажется, что гораздо разумнее было бы сосредоточиться на захвате Кремля, чем играться в многоходовки с хомо ради банальной мести, – резко бросил он.

Улыбка сползла с тонких губ Феба. Длинный легкий нож завертелся в нервных пальцах нейроманта с невообразимой скоростью – казалось, что не один, а несколько клинков сами по себе порхают в районе его кисти.

– Похоже, Кречетов, вы успели забыть о том, по чьей милости оказались здесь, – холодно, с расстановкой произнес нейромант. – Вам важнее Кремль с его подземным городом, где можно будет в относительной безопасности проводить никому не нужные опыты. Я же очень сильно любил своего

отца – примерно так же сильно, как ненавидел. Любил за то, чему он меня научил, за дар, полученный по наследству. Ненавидел за то, что он был сильнее меня, за то, что с пренебрежением относился к моим способностям, не давал расти как самостоятельной личности… За то, что занимал место, которое я хотел занять. Но сейчас, когда он умер, ненависть уже не имеет значения. Как и любовь, кстати. У меня остались только память и долг, ради которых я переступлю через все препятствия, в том числе и через ваши амбиции, профессор. Поэтому если вы хотите и дальше работать вместе со мной, то сначала вы поможете мне убить Снайпера, а потом я помогу вам захватить Кремль. Если же нет, то катитесь на все четыре стороны. Я глубоко благодарен вам за то, что вы восстановили «Аконкагуа 5А» и остальных роботов, но дальше я вполне управлюсь и без вас. Решайте.

В воздухе повисла тишина. Неожиданно замолк грохот снаружи – возможно, менялись смены рабов или же у сервов настало время приема пищи и топлива. И в этой тишине отчетливо раздался негромкий звук, какой случается, если слегка провести отточенным лезвием по стеклу. Хотя не исключено, что он донесся и снаружи – возможно, кто-то из собакоголовых в коридоре решил поточить свой нож…

– Я с вами, Феб, – устало произнес Кречетов. – В конце концов, две наших цели полностью совпадают, и какая разница, какой из них мы достигнем раньше. Так что я с вами до конца.

* * *

– А это что? – спросил Снайпер, указав пальцем на целую стену мониторов. Добрая половина из них не работала, зато остальные исправно показывали картинки – правда, весьма нечеткие.

– Система наружного видеонаблюдения, – ответил Японец. – Правда, хрен на них что рассмотришь. Хотя камеры и находились все время в спецбоксах, пыль все равно туда проникла – снаружи условия не то, что здесь, и отовсюду воздух не откачаешь. Хотя есть и еще один вариант, если хочется посмотреть на своих преследователей – банальный перископ, которыми снабжали все подземные бункеры Москвы на случай отказа резервных аккумуляторов. Честно говоря, я через него вас и увидел.

– Любопытно, – кивнул Снайпер.

Японец набрал на клавиатуре комбинацию, и сверху, прямо с потолка вниз опустилось вышеназванное устройство со смотровым окошком и двумя ручками.

– Любуйся, – сказал Виктор. – Вот здесь колесико «зума». Я уже посмотрел. Носятся как потерянные, копать пытаются. Да только бесполезно это. Лабораторию при Советском Союзе строили с расчетом на атомную войну.

– Удивительно все-таки, – сказал Снайпер, берясь за ручки перископа и приникая к окошку, – Все никак не привыкну к обилию подземных бункеров в Москве. Приезжал сюда в свое время, когда город был цел, ходил по улицам, не подозревая, что под землей делается.

– И в метро, поди, ездил, – усмехнулся Японец. – Не удивлялся? Так это сотни километров, прорытых под городом. По сравнению с этим укрепленный бункер или секретная подземная лаборатория – тьфу! Песчинка на фоне работ по строительству метрополитена…

Виктор был прав. Собакоголовые куда-то подевались, наверно, подались назад на базу за жратвой и отдыхом. Но два «Рекса» до сих пор бесцельно шатались вокруг лаборатории. Землю уже не долбили, видать, поняли, что под слоем почвы – бронесталь и железобетон, которые манипуляторами не расковыряешь. Получается, сторожили. Ждали, пока беглецам надоест сидеть под землей и они вылезут на поверхность. Ну-ну, ждите, родимые, немного осталось. Скоро «Т-2222» окончательно расконсервируется, и тогда кранты вам…